Премьер Эстонии: если мы будем не в состоянии принимать беженцев, тогда другие могут сделать больше

Пока в Эстонии не было новой волны украинских беженцев, но страна будет не в состоянии помогать вновь прибывшим на том же уровне, как раньше, так как у нас больше нет жилья и работы, сказала премьер-министр Кая Каллас, добавив, что Финляндия может помочь лучше.

В интервью в передаче "Особый взгляд" на Радио 4 с Каей Каллас были затронуты темы инфляции, помощи жителям Эстонии и того, как они могут снизить потребление электроэнергии, вероятности коалиции с EKRE, а также вопросы о судьбе мемориала Маарьямяэ, "Бронзового солдата" и звезд на зданиях той эпохи.

- В прошлый четверг вы снова предупредили о риске отключения электричества из-за дефицита электроэнергии. Вы действительно не в первый раз поднимаете эту тему. Почему она важна и насколько велики риски?

• Это важно потому, что у нас в нашем Северном регионе и регионе Балтийских стран сейчас меньше электричества, чем было раньше. Это означает то, что у нас не такой большой буфер, и если наступят холода, то может сложиться ситуация, когда наше потребление превысит производство электроэнергии в нашем регионе. И тогда, во-первых, цена сильно вырастет, но еще хуже то, что этой электроэнергии просто не хватит, и мы вынуждены будем делать запланированные перерывы в подаче энергии и организовывать свою жизнь в соответствии с этим. И для того, чтобы предотвратить это, каждый из нас мог бы задуматься о том, как именно в эти часы пик – утром с семи до девяти и вечером где-то с четырех до десяти – снизить свое потребление энергии. Если бы все сделали это, сэкономив где-то 2%, то вероятность перерывов в подаче тока снизилась бы где-то в пять раз. И это важно для предприятий. Ведь если у людей универсальная услуга, мы платим им компенсацию за энергию, то в случае, если мы не снизим потребление и цена сильно вырастет, те предприятия, которые имеют биржевой договор, должны будут платить очень высокую цену, это в свою очередь может означать, что предприятия обанкротятся и люди потеряют работу.

- Все начинается с мелочей. Мы пишем это интервью, когда день клонится к закату, в студии уже не так уж светло, но свет мы не включаем - это тоже экономия энергии.

• Абсолютно, такие маленькие шаги и есть то, что можно сделать. Каждый мог бы задуматься о них: может быть, в этом году не будем зажигать все рождественские огни, а зажжём только часть из них. Например, мы дома тоже уменьшили отопление на несколько градусов, это значит, что мы ходим в носках и в толстовках, и ничего страшного.

- В Доме Стенбока министры не мерзнут? А то в прессе гуляли фото, как министр на совещании в Суперминистерстве сидит в пальто.

• Да, в доме Стенбока тоже прохладно, так как реновация дома в свое время была не очень энергоэффективной. Особенно, если ветер, то там очень прохладно. И самое страшное, что там электрическое отопление, но мы его сделали намного слабее, освещение уменьшили и смогли сэкономить 40 % энергии, мы являемся примером для всех.

- Минувший год однозначно выдался непростым, а главное слово, которое его характеризует, - это слово "война". Еще 23 февраля вечером многие не могли в это поверить, но это случилось… Как и когда вы лично узнали, что Россия напала на Украину?

• Мы начали получать такие сигналы еще летом 2021 года, и начали готовиться к этому. Мы надеялись, что эта разведывательная информация не соответствует действительности, даты тоже менялись. И я до конца надеялась, что эта война все же не начнется. Я помню 23 февраля, когда министрам было сказано: держите телефоны включенными, так как ночью может возникнуть необходимость созвать заседание правительства, если начнется война. И я помню, что проснулась в пять часов. У меня сразу же были телефонные разговоры с премьер-министром Литвы, премьер-министром Латвии, и все это было правдой – Россия начала бомбежку Киева и всей Украины. Все это казалось настолько невероятным, хотя мы были к этому, может быть, больше готовы, чем, например, наши западные союзники. Вечером того же дня состоялся Европейский совет, где, как известно, собираются все премьер-министры, и я видела, в каком шоке они все были. Многие там говорили: как это возможно, мы были наивными, мы должны были слушать вас. Но какая польза от этого, важным было то, что мы действовали сплоченно и смогли до настоящего времени сохранить эту сплоченность.

- Но при этом неоднократно говорилось, что непосредственной военной угрозы для Эстонии нет. Этот тезис ни разу не подвергался сомнению? Не было опасности, что и наша страна подвергнется нападению?

• Такого чувства действительно не было, военной угрозы для нас напрямую нет. Что нас отличает от Украины – это то, что мы в Европейском союзе и в НАТО. НАТО – это оборонный альянс, и все наши союзники до начала войны еще раз подтвердили, что НАТО будет защищать каждый сантиметр территории альянса, все большие союзники, в том числе Соединенные Штаты Америки, заново подтвердили, что статья номер пять означает, что нападение на одного союзника – это нападение на всех. И этот "зонтик НАТО" придает нам уверенности, что развязывание здесь войны означало бы для России очень-очень тяжелые последствия. Но сейчас наша энергия направлена на то, чтобы оказать на Россию настолько большое политическое, экономическое давление и предоставить Украине военную помощь, чтобы они могли себя защитить, чтобы эта война закончилась, чтобы Россия и ее население увидели, что эта война бессмысленная, что люди с обеих сторон теряют жизни, творится много зла, много разрушений. Это никому не принесет пользы. Это могло бы, действительно, закончиться, для этого мы прикладываем усилия.

- Война в Украине дала толчок и новому качественному развитию Сил обороны Эстонии: мы получаем поддержку западных союзников, определенные решения были приняты на саммите НАТО в Мадриде минувшим летом. Когда в Эстонии появятся системы ПВО?

• Да, действительно, в Мадриде в июле мы приняли очень важные решения. Основное, что изменилось – если раньше в Эстонии НАТО применяло установку на сдерживание, наши союзники демонстрировали свое присутствие, то теперь мы от установок сдерживания движемся к установкам защиты. Что означает, что мы должны быть готовы, начиная с первого мгновения, нанести агрессору ответный удар. Это означает новые планы, это означает воинские подразделения масштабом с дивизию и все, что в них входит. Также в части противовоздушной обороны мы приняли отдельное решение, что мы приобретем собственные системы ПВО средней дальности, помимо того, что мы получим от союзников. Это важные решения для того, чтобы защитить Эстонию.

- И когда они появятся?

• Системы ПВО должны прибыть на место в 2024 году. А до этого времени у нас есть соответствующие возможности союзников, потенциал, который союзники уже доставили сюда, и то, что они еще доставят. Много разговоров было о солдатах, но как вместе с солдатами, так и без солдат сюда будут доставлены запасы и оборудование, которое перемещать, может быть, даже сложнее, чем людей. Это важно, будь то ПВО или другие системы.

- Для вас лично этот год поистине стал звездным часом. Вы очень заметны на международной арене, вас называют в числе наиболее влиятельных политиков нашего времени. Ваше имя фигурирует в числе возможных претендентов на пост следующего генсека НАТО. Причем такие разговоры появились еще в начале года, под конец года об этом снова стали активно говорить. Не предлагаю обсуждать слухи, но задам вопрос: вы лидер партии, у которой впереди выборы, их надо выигрывать, и тут вдруг вам предложат стать главой НАТО - что будете делать?

• Ну это не такая должность, по поводу которой где-то в газете дается объявление, и все могут представить свои CV. Этот отбор так не происходит, что ты можешь выставить свою кандидатуру. Я и раньше говорила: вероятность, что мне сделают такое предложение, крайне мала. Сейчас вся моя энергия направлена на то, чтобы Партия реформ победила на этих выборах, чтобы мы смогли сформировать правительство, чтобы взятый нами курс - что мы открыты, прозападно настроены, дружелюбны, прогрессивны - сохранялся бы. На это направлены все мои усилия.

- Если говорить о предстоящих выборах, то борьба на них развернется в первую очередь между реформистами и EKRE, которая стала второй по популярности партией, потеснив ваших вечных соперников, центристов. Что не так с Центристской партией?

• Центристская партия всегда, все же, была партией протеста, а в настоящее время EKRE представляет собой больший протест, говорит громче, и, я думаю, поэтому Центристская партия проиграла EKRE в рейтинге. Конечно, каждый сам анализирует свою ситуацию. Но я считаю, что когда мы были вместе с Центристской партией в правительстве, то приняли много важных решений, много решений, которые улучшили жизнь людей в Эстонии, и много направленных в будущее решений, которые долго не принимались. Однако они все время вели себя так, как будто бы были в оппозиции, пытались, так сказать, громче кричать о том, как все плохо. Очевидно их избиратель был в замешательстве. И они не говорили о тех хороших вещах, которые мы вместе делали. Второе – это, конечно, то, что когда началась эта война, то понятно, что в рядах Центристской партии было много замешательства. Если для нас очень ясно было, что Россия напала на Украину и мы должны всячески поддерживать Украину, то, мне кажется, это не до конца было ясно там. Действительно, теперь на первое место претендуют Партия реформ и EKRE, и мы действительно представляем кардинально разные взгляды на то, каким должно быть будущее Эстонии и какой Эстония является. Мы представляем открытое общество, дружественную, прозападно настроенную, прогрессивную Эстонию, направленную в будущее. EKRE больше хочет быть таким замкнутым в себе злым маленьким государством. EKRE считает, что мы должны оставаться в одиночестве, мы справимся одни. Мы, опираясь на свою историю, знаем, что не можем оставаться в одиночестве, так как в одиночестве мы слабые, особенно в теперешней ситуации безопасности, что всем должно быть понятно на примере Украины. Если бы мы были сейчас в одиночестве, то переживали бы сейчас очень-очень тяжелые времена. Мы переживаем тяжелые времена, экономически. У нас высокая инфляция и мы занимаемся этими заботами, но все в жизни относительно. У нас здесь не летают бомбы, и наши дети могут ходить в школу, у нас в квартирах электричество, у нас тепло, у нас есть вода. Глядя на то, что происходит в Украине, грех жаловаться.

- У нас по-прежнему не делают (по крайней мере на регулярной основе) социологических исследований, показывающих, как население относится к происходящему в Украине. Насколько, по вашей оценке, с течением времени могло измениться отношение русскоязычного населения к войне?

• Это очень хороший вопрос. Мы действительно проводим, как вы говорите, эти исследования, и когда российские пропагандистские каналы закрылись, то мы увидели два изменения: во-первых, русскоязычные жители больше обращаются к русскоязычным медиа Эстонии и к западным медиа для получения новостей и информации. И второе изменение – это то, что отношение к войне, исходя из этого, изменилось. Не кардинально, но все же мы видим эту тенденцию. И я считаю, что это позитивно. Хорошо, что русскоязычные каналы Эстонии передают эту информацию, и мы, так сказать, в едином инфопространстве, и отношение изменилось и к войне – кто в этой войне виноват, и как надо действовать. Я очень рада тому, что среди всего населения Эстонии поддержка Украине все-таки сильная, среди эстонцев она сильнее, чем среди русскоязычного населения, но все же она достаточно единая, более половины жителей Эстонии поддерживают как оказание поддержки украинским беженцам, так и Украине.

- Несмотря на то, что отключение российских телеканалов произошло еще в марте, до сих пор они, по большому счету, вполне себе свободно доступны на территории Эстонии. Не должно ли государство жестче контролировать эту сферу?

• Да, мы должны относиться к этому очень серьезно, и я знаю, что разные институции занимаются этим. Но действительно такие возможности все же есть. Определенную уверенность придает то, что создаваемые в Эстонии русскоязычные СМИ медиа получили дополнительно настолько много новых читателей-слушателей-зрителей, что даже если люди смотрят эти российские пропагандистские каналы, то наряду с этим они смотрят и то, что говорят в Эстонии и за пределами России.

- Государство выделило помощь русскоязычным редакциям для развития контента на русском языке. Но если в этом году было 1,3 млн евро на восемь месяцев, но на весь следующий год дали только миллион. Насколько важна такая помощь? Продолжит ли государство ее оказывать?

• Здесь несколько моментов. Во-первых, действительно мы предоставили эту поддержку. Также для поддержки издаваемых в Эстонии периодических изданий мы снизили налог с оборота на прессу, что сделало ее более доступной для людей. Во-вторых, этого бизнеса напрямую касается то, что российские пропагандистские каналы закрыты. Это означает, что реклама, которая раньше уходила туда, теперь открыта для местных медийных предприятий. Так что в действительности считается не только поддержка, которую мы предоставили, чтобы создать эти редакции, но и другие шаги, сделанные для того, чтобы помочь этим предприятиям. Некоторые из них действительно проделали очень хорошую работу, создали целый механизм, чтобы делать новости. И я считаю, что это очень правильно, чтобы информация была доступна для всех людей Эстонии.

- Еще о выборах. В одном из недавних интервью вы сказали, что если EKRE их выиграет, то надо дать им возможность сформировать коалицию. То есть вы готовы в таком случае постоять в сторонке? Или надо всеми средствами бороться, чтобы Эстония осталась "в надежных руках"? (Предвыборный слоган реформистов - Kindlates kätes Eesti - прим. ред.) Вы же выиграли прошлые выборы, но правительство сформировали без вас.

• Да, но это вопрос политической культуры. Я всегда привожу пример Финляндию, где выборы прошли через месяц после нас, т.е. в апреле. Там социал-демократы победили с перевесом в 0,4% голосов. Но политическая культура там такова, что если победил, пусть с минимальным перевесом, ты вправе первым сформировать правительственную коалицию. Если тебе это не удастся, то тогда и другие могут попытаться. И так должно было бы быть и у нас. Мы выиграли выборы, мы по-крупному выиграли эти выборы, мы получили на 9 мест больше, чем оставшаяся на втором месте Центристская партия, и если бы было так, что мы вели переговоры, но переговоры зашли в тупик, то тогда было бы разумным дать возможность попробовать следующему. Но в данном случае было так, что все договорились, что никто не пойдет на переговоры со мной. И, по-моему, это не является примером хорошей политической культуры. Поэтому я говорила, что да, борьба на выборах очень важна, и тот, кто выиграет выборы, должен получить право первым сформировать правительство, ведь такова была воля избирателей. Теперь Мартин Хельме очень четко выразил в своей речи, что они вместе с Центристской партией и Isamaa. Это их блок, он считает голоса для их блока. Это может быть важной информацией: они таким образом держатся вместе, это нужно учитывать. Естественно, мы пытаемся со всеми хорошо ладить, ищем то, что нас объединяет, но я действительно не вижу, как мы могли бы вместе с EKRE сформировать правительство, именно по той причине, что у нас настолько кардинально разное понимания того, куда должна двигаться Эстония и как этого достичь.

- А вы верите в то, что EKRE может выиграть выборы, обойдя реформистов?

• До выборов осталось менее 90 дней, в политике это большой строк, здесь все может поменяться за несколько дней, иногда даже часов, и в конце концов избиратели решат в марте, как и кому отдадут свои голоса, так что эта предвыборная кампания точно будет напряженной. Она будет, глядя на то, что уже происходит, проходить с использованием некрасивых приемов, и, я подозреваю, лучше уже не станет.

- Одним из ключевых вопросов в преддверии выборов является инфляция. Постоянно спрашивают: достаточно ли сделало правительство, чтобы ее обуздать?

• Во-первых, с самого начала было понятно, что мы первыми получим этот инфляционный удар, по нескольким причинам. Первой причиной было то, что наш экономический рост был очень большим в прошлом году, наша экономика выросла на 8,3 %, тогда как в Латвии, Литве, Швеции рост был 4,7% в Финляндии 3,3%. Второй причиной было то, что благодаря разрушению пенсионной системы на рынок поступило больше миллиарда евро свободных денег. Инфляция, как известно, это когда у тебя слишком много денег и слишком мало товара. Третьей причиной было то, что цены на энергию составляют очень большую часть нашей потребительской корзины. И последней крупной причиной (эти причины есть еще) стало то, что наши люди и предприятия сильно верят в биржу. Это означает, что если в других государствах больше договоров на энергию с фиксированными ценами, то у нас были биржевые договоры, и рост цен сразу дошел до людей. В то время как, может быть, до тех государств, где договоры с фиксированными ценами, подорожание дойдет тогда, когда эти договоры закончатся. Теперь, хорошей новостью является то, что инфляция в последние три месяца в Эстонии, так сказать, опустила клюв, снизилась на 4%, мы в Европе уже даже не с самой высокой инфляцией, и замедление инфляции происходит у нас быстрее среднего. Это хорошая тенденция. И, конечно, что мы смогли сделать, что мы сделали – это принимали именно такие решения, чтобы пособиями на энергию помочь наиболее уязвимым людям, мы подняли прожиточное пособие на 33%, мы договорились о том, что с 1 января поднимется не облагаемый подоходным налогом минимум, что оставит на руках у людей больше денег. Мы договорились о том, что вырастут пенсии, вырастут пособия на детей, семейные пособия, что тоже должно оставлять у людей на руках больше денег. Я еще скажу одну вещь: конечно, этот год был очень тяжелым, но если мы посмотрим в перспективе последних 10 лет, то зарплаты выросли на 85%, а цены в то же время на 25%, т.е. это первый год, когда реальная покупательная способность людей меньше, когда заработная плата растет медленнее, чем растут цены, но мы падаем обратно на уровень 2018- 2019 годов, когда у нас не было ни одного кризиса. На самом деле, мы не падаем куда-то далеко. И еще позитивной новостью является то, что прогнозы говорят о том, что это пройдет, что это ненадолго, мы выберемся.

- Но перечисленные вами меры не направлены на борьбу с инфляцией. Наоборот, чем больше денег будет на руках у населения, тем больше это подстегивает дальнейший рост цен.

• Да, вы абсолютно правы в том, что обычно имеются два вида инструментов для регулирования инфляции: один – это поднятие процентных ставок, а второй – сокращение бюджета. Когда у тебя экономика охлаждается, ты должен, в свою очередь, оживлять экономику. У нас совпали высокая инфляция и охлаждение экономики, т.е. те инструменты, которые требуются для обуздания высокой инфляции, не работают, так как экономика охлаждается и требуется выводить на рынок больше денег. Мы пытались уловить этот баланс, но это, конечно, очень сложно: с одной стороны, помочь людям справиться с тяжелыми временами, чтобы у нас не возникло каких-нибудь внутренних беспорядков в ситуации, когда враг снаружи, и мы должны быть сильными и сплоченными; с другой стороны, не слишком охлаждать экономику, чтобы люди не теряли работу. Хорошей новостью является и то, что если сейчас посмотреть цифры, то безработица у нас ниже средней по Европе. Безработица составляет 5,6%, она намного выше в Латвии и Литве, в Литве она была 7,3%. Когда мы видим, что какой-то завод закрывается и людей сокращают, то эти эти новости по отдельности очень трагичны, но если мы посмотрим на картину целого года, то в этом году было дополнительно создано 22 500 рабочих мест, т.е трудовая занятость выросла на 3%, в то время как у нас добавились получившие временную защиту украинцы. И из тех украинцев, кто встал на учет в качестве безработных, 39% пошли на работу и являются налогоплательщиками, вкладывают в эстонское государство. Если мы их вычтем, то у нас добавилось 500 безработных. По отдельности некоторые новости могут быть трагичны, но общая картина не настолько ужасная. Постараемся, чтобы это так и оставалось.

- Министр иностранных дел Урмас Рейнсалу призывает закрыть границы, опасаясь новой волны украинских беженцев. Готовы ли мы к этой новой волне?

• Если посмотреть, как Россия бомбит гражданскую инфраструктуру, энергетическую инфраструктуру и пытается сделать жизнь в Украине совершенно невозможной, то все склоняются к тому, что будет следующая волна беженцев. Интересно то, что до настоящего времени такого не произошло, мы не видим в цифрах, что идет новая волна. Мы говорили с Финляндией, что мы действительно больше не в состоянии таким образом помогать беженцам из Украины, и финны сказали, что они могут принимать больше. Я не представляю, что мы можем сказать беженцам на границе: возвращайтесь назад. Мы можем сказать: мы не можем вам помочь на таком уровне, как помогали раньше, а, например, Финляндия может помочь лучше. Важно то, что мы направляем помощь Украине, чтобы помочь людям в Украине, чтобы восстановить энергетическую инфраструктуру, создать там возможности для жизни, чтобы люди не должны были уезжать оттуда. Все это мы, естественно, делаем. Но я все время говорю, что мы до настоящего времени мы были великодушными, помогая находящейся в беде Украине. И я горжусь людьми Эстонии, которые открыли свои сердца. Естественно, что у всего есть границы, и если мы просто больше не в состоянии будем принимать людей, так как у нас здесь нет больше жилья и работы, тогда другие могут сделать больше.

- Еще ненадолго вернемся к теме повышения цен. Особенно сильно подорожали продукты. Почему нельзя хотя бы налог с оборота на них снизить, как предлагает Центристская партия?

• В других государствах, где сделали это, мера не дошла до населения. Через налог с оборота нельзя делать социальную политику. Я приведу такой пример: Латвия снизила налог с оборота на продукты питания на 16%, а цены снизились на 1 или 2%. А Венгрия снизила налог с оборота и начала таким образом регулировать цены. Результат таков, что их рост цен на продукты составляет 46%, это намного больше, чем у нас. Конечно, рост цен на продукты должен остановиться. Производители говорят, что они цены не поднимали, а в магазине они растут. Все взяли разгон, теперь надо немного этот разгон приостановить, и цены не нужно поднимать просто потому, что все поднимают. Но если все же говорить про налог с оборота на продукты питания, то его влияние не достигнет тех, кому тяжелее всего. Это больше поможет тем, кто покупает очень много, это более обеспеченные люди. И если мы хотим строить социальную политику, то мы должны делать это через социальные пособия, через социальные меры, а не через этот налог с оборота на продукты. Но если целью является что-то другое, например, помочь предприятиям, тогда это совсем другое дело. Но это может не принести облегчения людям, так как у нас отсутствуют рычаги для регулирования цен.

- Но производителей тоже надо поддерживать. Союз предприятий пищевой промышленности постоянно об этом говорит. Вот он, один из инструментов.

• Я только что пришла со встречи с предпринимателями, где я сказала: хорошо, возьмем одну единицу – допустим, миллион евро – у вас большая группа предпринимателей, вы получите этот миллион евро на субсидии, но вашей собственной задачей будет распределить это пособие справедливо. Как вы это сделаете? Дать всем будет означать, что все получат мало, но ведь одним приходится тяжелее, чем другим. В итоге они сказали, что эту задачу невозможно решить. Я сказала: вот именно. Не у всех предприятий дела идут плохо, возьмем хотя бы сектор продуктов питания. В принципе у тебя три связанных категории предприятий. Есть сельскохозяйственные предприятия, у которых дела идут лучше, поскольку цена на продукт растет, у них был достаточно хороший год. Имеется пищевая промышленность, которой действительно тяжело, так как она конкурирует с пищевой промышленностью других государств. И есть продуктовые магазины, у которых дела тоже обстоят хорошо, так как цены в Латвии и Финляндии еще выше, чем в Эстонии, и это значит, что люди не поедут куда-то за продуктами, а должны покупать их здесь. Следовательно, это сектор, которому в целом тяжело, но там внутри тоже есть разные группы. Одни говорят: помогайте большим, другие – поддерживайте маленьких. Очень сложно найти справедливую формулу. Но с пособиями, к сожалению, так и происходит: те, кто получает, говорят, что этого мало; те, кто не получает, говорят, что получают не те, и все недовольны.

- Борьба с советскими памятниками - вот чем еще ознаменовался 2022 год. Рабочая группа по советским памятникам и надгробиям, действующая при Государственной канцелярии, картографировала больше 300 памятников, из которых большая часть подлежат сносу или замене, многие уже убраны. Но по некоторым решения не принято. Что делать с мемориалом на Маарьямяги и "Бронзовым солдатом"?

• Да, действительно, они остались в стороне от работы комиссии. Проблемой Маарьямяэ является то, что этот мемориал построен на разрушенном немецком кладбище, там реально военные захоронения. Что бы мы там ни делали, мы нарушим покой этих захоронений. Это один момент. Второй – это то, что ландшафтные архитекторы говорят, что Маарьямяэ – это один из лучших образцов ландшафтной архитектуры советского времени. Я думаю, что это требует широкого обсуждения. Эти таблички с названиями воинских частей Красной армии на сегодняшний день удалены оттуда, там нет непосредственно агрессивной или советской символики. Это очень красивый район, но там действительно военные захоронения. Что касается "Бронзового солдата", то он перенесен с Тынисмяги, где была братская могила, и эти солдаты были перезахоронены на Военном кладбище. И если мы сами сказали, что все такие памятники должны быть в тех местах, где и есть место поминовения, т.е. на кладбищах, то там он и есть. И общество это приняло, люди ходят туда, чтобы поминать близких или павших на войне. Там на кладбище и есть его место.

- То есть "Бронзовый солдат" мог бы остаться на своем месте?

• В настоящий момент мы относительно этого решения не приняли. Я просто помню то время. Сколько неприятностей из-за этого было. И мне кажется, что в настоящий момент какой-то мир в этом вопросе у нас в обществе достигнут. Люди, для которых это важно, ходят туда на кладбище поминать погибших. Это не беспокоит других жителей страны. Я думаю, что для поддержания внутреннего мира, мы должны делать любые шаги постепенно, и сохранять это единство. Даже если у нас разное понимание прошлого, у нас общее будущее, и сосредоточиться надо на этом.

- А что касается других символов, находящихся в общественном пространстве? Из окон студии, где мы сидим, видна звезда на доме напротив универмага Stockmann. Ее надо убрать, спилить? Или дом снести? Насколько большую опасность представляет эта звезда?

• Я, честно говоря, до таких крайностей эти вещи не доводила бы. В эстонском языке есть такое понятие, как "крестьянский здравый смысл", или "крестьянская мудрость". Из этой простой крестьянской мудрости и надо исходить: что создает напряженность, что не создает. Мы отправили в Рийгикогу на обсуждение изменение закона, который касается советской символики, за это отвечает министр юстиции. Люди обсуждают, что является уместным, а что нет. Я призываю всех применить здесь крестьянскую мудрость.

- Что бы вы пожелали всем нам в 2023 году?

• Чтобы стало легче, чтобы наступил более легкий и простой год. Действительно, этот год был очень сложным, с самого начала. Он начался с энергетического кризиса, вернее, этот энергетический кризис начался уже в конце прошлого года. Потом началась война, все это напряжение в обществе, беженцы, высокая инфляция. Но я верю, что дальше может быть только лучше, и я действительно верю, что следующий год будет лучше. И мы, если будем держаться вместе и жить экономно, справимся с этими тяжелыми временами.

Источник