Григорий Служитель: «Чтение – привилегия меньшинства»

На снимке: Григорий Служитель. Фото Владимира Клоповского
На снимке: Григорий Служитель. Фото Владимира Клоповского

По приглашению Международного медиа-клуба «Формат-А3» в Вильнюсе выступил писатель и актёр Григорий Служитель, автор дебютного романа «Дни Савелия», который сразу же после выхода пополнил ряды бестселлеров.

Книга, написанная от лица уличного московского кота, попала в финал литературной премии «Большая книга». Первый тираж был раскуплен в течение месяца, затем последовали ещё четыре допечатки.

«Дни Савелия» уже изданы на эстонском языке, сейчас книга переводится ещё на пять языков мира. Буквально на днях стало известно, что «Дни Савелия» вошли в короткий список номинации самой крупной ежегодной литературной премии «Ясная Поляна» за 2019 год в категории «Современная русская проза».

По признанию автора, идея будущей книги возникла не вдруг, он всю жизнь интересуется литературой, которую очень любит, и без книг не представлял и не представляет своей жизни.

– И поэтому вы одновременно поступали в театральный и литературный институты?

– Да, я поступал параллельно, но в последний момент решил, что если я захочу писать, то буду. В этом смысле я не очень верю в то, что можно научить писать. Мне кажется, что литература – это больше момент практический. Это практика, которой можно заниматься наедине с собой, когда твой лучший учитель – твои любимые книги, а всё остальное зависит только от тебя, от меры твоего таланта, трудолюбия, в том числе и вкуса. На мой взгляд, для обучения писательству достаточно уметь сопоставлять свой текст с текстами, которые для тебя важны и дороги.

Зато с театром всё совершенно иначе. Здесь надо постоянно заниматься практикой, причём в компании. Поскольку театр – работа коллективная, то тут не обойтись без этюдов, постоянных упражнений, определённого опыта. Хотя в театральной среде есть прекрасные артисты, которые не заканчивали театральных институтов.

Несмотря на то, что театр забирает очень много твоего времени, тем не менее, литература – это такой процесс, который происходит постоянно. Если два-три часа в день я посвящу литературе и напишу хотя бы страницу, то для меня, можно считать, день удался.

– Сколько времени вы писали свой роман?

– До «Дней Савелия» у меня уже был определённый опыт писательства, но чего-то большого, законченного не было, хотя я целенаправленно к этому шёл. С момента, когда возник замысел книги и до того, как я поставил точку, прошло два с половиной года. Постоянно приходилось возвращаться к уже написанному, что-то переделывать, и даже сейчас я ловлю себя на мысли, что что-то мог написать по-другому.

– Почему главным героем стал кот, хотя история с котами не нова?

– Тут просто всё совпало. Действительно, ничего нового в том, что повествование идёт от имени кота, я не открыл. До меня уже был Гофман (улыбается). В моём случае это не было каким-то умилительным повествованием – типа, ах, котики, какая прелесть.

Здесь история о другом: о городе, в котором я родился и который очень люблю, история о прощании, расставании и потерях, о том, как этот мир чудовищен, ужасен и прекрасен одновременно.

Во-вторых, почему кот? Потому что, с одной стороны, я, действительно, очень люблю котов, а с другой, после потери своей любимой кошки, я получил такой энергетический всплеск, который потребовал выхода.

Ну и, в-третьих, я понял это уже потом, в процессе написания книги, что этот герой позволяет чисто технически очень многое. Я бы назвал это некоторой долей условности, которую не может позволить себе человек, а кот – может.

«Дни Савелия» – это ни в коем случае не развлекательная литература, хотя некоторые именно этого и ожидали от романа. Ничего подобного в нём нет. Кот помог мне рассказать о Москве, выразить нечто очень важное.

– Это признание в любви?

– Я не очень люблю такие категории, хотя так оно и есть. При этом я не использовал кота как средство, наделив его своими мыслями и переживаниями. Кот – самодостаточный персонаж, до некоторой степени антропоморфный, но не более чем.

– На ваш взгляд, с чем связана такая любовь к котам в современном мире? Порой кажется, что люди разучились общаться друг с другом, быстрее общий язык находят со своими питомцами?

– Безусловно. В современном мире создан определённый культ этого животного, некий «котизм». Я могу это понять, поскольку моя книга о том, как ужасен и в то же время прекрасен этот мир. Люди хотят уйти от всего того, что они видят по телевизору, читают в интернете, иначе можно сойти с ума. Людям нужна какая-то своя ойкумена, своя ограждённая территория, куда не проникнет весь этот «мусор». Потому что, когда действительно, у вас нет барьеров и фильтров, и если принимать всё то, что мы видим и слышим каждый день, могут не выдержать нервы. Поэтому коты в этом смысле – есть некая защита людей. Они, безусловно, нас успокаивают, лечат, мы уходим к ним от всего этого кошмара.

Когда я начал писать свой роман, то не очень хорошо владел ситуацией, а именно - сколько в литературе уже написано историй от имени котов или про котов, то есть когда героем становится кот. Я как-то зашёл в книжный магазин и увидел целый стенд, который был посвящён не просто животным, а только котам.

– Более того, многие города мира соревнуются за звание самого «кошачьего»: Санкт-Петербург «тянет одеяло на себя», Рига – на себя.

– Прага – себе. Что-то тянет людей к ним. Не случайно коты - мифилогические и священные животные, и такого количества мифов и тотемов ни одно другое животное не имеет. Но моя книга не об этом, она не о культе животных. Поэтому многих это расстраивает.

В моём случае просто всё так органично совпало, но я ни в коем случае не собирался соревноваться с Гофманом и его Котом Мурром.

– Россия по-прежнему самая читающая страна?

– Очень даже. Но дело ведь не в том, какое количество книг читают, а что именно читают. Вообще чтение – это привилегия меньшинства, но привилегия, к которой каждый может примкнуть, это не запретная зона. Я не очень понимаю, почему Россию называют самой читающей страной, хотя, судя по тиражам, нас в разы обгоняет та же Европа, Америка.

Я только сейчас вошёл в литературную жизнь, начал общаться с критиками, с современными писателями. То есть в этой воде я был постоянно (смеётся), но плавал в океане один, а теперь понимаю, что полно людей, которые живут этим. В России очень много читающих людей, в том числе молодёжи.

– А как насчёт того, что сегодня писать может любой, если есть на то желание?

– Это абсолютная неправда. И научиться этому нельзя. Это всё мифы. Мы живём во времена высокомотивированных и низкоквалифицированных людей. Вроде бы ты всё можешь: пойдёшь на курсы, после которых, не умея писать, ты вдруг научишься. Чисто технически – можно научить каким-то приёмам, но писателем ты не станешь. Здесь должно быть призвание.

Я знаю таких людей, которые сегодня занимаются писательством. Потом им это занятие надоест, поймут, что не смогли достичь каких-то высот, кинут его и займутся чем-то другим. Это такая своего рода не­обязательность. В каком-то смысле очень хорошо, что человек свободен от всего, он имеет право пробовать, и это прекрасно. Но я всё-таки за поиск себя, за своё счастливое место в этой жизни.

Но что касается того, что стать писателем может любой желающий, это неправда. Хотя я понимаю современные тенденции, когда в моде скупая проза, когда не важно, как написано, а важно, о чём.

Я не очень верю в плохо написанные хорошие книги. Не бывает хороших писателей, которые плохо пишут, не умея писать, как не бывает певцов без слуха и голоса.

– Что сегодня переживает современная русская литература?

– Сейчас много разных тенденций. Мы буквально переживаем настоящий культурный бум. Это я говорю и как актёр. На спектакли в наш театр (Студия театрального искусства Сергея Женовача) трудно достать билеты, за билетами на новый спектакль выстраиваются огромные очереди. Например, в прошлом году у нас вышел прекрасный спектакль, один из лучших, который я в своей жизни видел, – «Один день в Макондо» в постановке Егора Перегудова по роману Г. Маркеса «Сто лет одиночества». Такой долгий, 9-часовой эпический спектакль с антрактами и двухчасовым перерывом на обед в латино­американском стиле. Это очень яркое театральное событие.

Очереди за билетами выстраиваются на спектакли и во многих других театрах, в том числе и в Московский художественный театр им. А. Чехова, где Сергей Женовач является художественным руководителем. Такие же аншлаги происходят на выставках известных художников, на книжных ярмарках, в общем, настоящий культурный бум, культурный подъём.

– Наши литовцы тоже вносят свой вклад в ваш театральный подъём.

– Ещё как! Литовский театр – это абсолютно культовый для нас. Это особый метафорический театр, который имеет огромное влияние на всех нас. Когда к нам приезжают литовские режиссёры, для нас это всегда большое событие. Всё, что касается литовского театра, – это особый театральный мир.

О чём это говорит? О том, что люди хотят узнавать самих себя, у них потребность рассмотреть себя как в зеркале, в котором хотят видеть себя, своё отражение, узнавать мир с другого ракурса.

Что касается литературы, то сегодня нужен разговор на современные темы, про сегодняшний день, и, читая Толстого, Достоевского, Лескова, Чехова, поражаешься, что они писали о своём современном мире, но как сегодня они современны. Поэтому сейчас присутствует даже некий писательский страх говорить о сегодняшнем дне, потому что это получается остросоциальным, то, что называется чернухой. А русская литература должна утешать, потому что она по природе своей человечна. Поэтому в литературе меня больше интересует образность, игра воображения, фантазия.

Если говорить про современную литературу, то на неё сегодня есть читательский спрос.

– То есть на каждого писателя найдётся свой читатель?

– Конечно. Первый ряд он не просто так первый. На него насильно людей не сажают. Хотя если говорить про первый ряд в театре, это не всегда удачные места (смеётся). Если скупают целые тиражи книг, значит, у людей есть в этом потребность. Безусловно, на писателей есть спрос.

– Вы в себе уже определились – вы актёр или писатель?

– Я – писатель, но при этом я не собираюсь бросать актёрскую профессию, уходить из театра.

– Коллеги по писательскому цеху признали в вас ровню. Как насчёт творческой зависти, конкуренции?

– Я понимаю, что литературный мир злой, гораздо злее театрального. По поводу театра пишут и говорят много неправды. Поскольку театр – это работа коллективная, то могут возникать и конфликты, и скандалы, и всё что угодно. Но мы все варимся в одном театральном котле, независимо от театра, в котором служим. Мы живём приблизительно по одним этическим правилам, и даже, если что-то колкое друг другу говорим, мы всё равно потом извинимся и обнимемся. А всё потому, что мы – коллеги. Как ты, к примеру, будешь играть любовь с тем человеком, с которым у тебя произошёл конфликт? У тебя ничего не получится. Особенно если речь идёт о театре. В театре этого не сыграть.

В литературе всё по-другому. Литература – это профессия сугубо одинокая, профессия тотального одиночества. Чем больше ты одинок, тем больше у тебя шансов что-то стоящее написать. И то, что люди позволяют друг о друге говорить в литературном мире, порой это совершенно неприемлемо.

Ключевым для меня стал момент самовыражения. Актёрская работа очень зависимая. Тебе никто ничего не обещает, получил роль – играй. В литературе же – ты сам себе демиург, бог, сам себя создаёшь и никому ничем не обязан, и тебе никто ничего не должен, ты не должен оправдываться за что-то. Поэтому моя книга так и возникла, как абсолютно свободная история, когда ты никому ничего не был должен.

Если говорить про успех книги, такого я даже не предполагал. Во-первых, я не знал, что роман будет напечатан, что будут такие хорошие тиражи и последует такая реакция. Конечно, я понимал, что книга получилась, иначе я не стал бы её никому показывать, рассчитывал, что она будет напечатана на каком-нибудь интернет-ресурсе, но то, что она выйдет в «Редакции Елены Шубиной», не мог предположить.

То, что будут разные реакции, – вполне естественно. Я понимаю, что мой дебют у кого-то вызывает раздражение. Ещё год назад обо мне никто не знал, а тут в шорт-лист «Большой книги» даже попал. Пусть думают, что хотят. Я знаю цену этой книги, как она мне далась, и разговор в ней идёт серьёзный.

– Вас уже называют восходящей звездой современной российской прозы. Вы понимаете, что следующую вашу книгу будут читать под увеличительным стеклом, и она должна быть не хуже, а лучше, чем «Дни Савелия»?

– Я понимаю. Я не буду думать о том, что лучше или хуже, а буду думать о том, чтобы замысел будущей книги был бы для меня так же дорог, как замысел этой книги. Хочется, чтобы это была совершенно другая серьёзная и важная история, отчасти узнаваемая, но что из этого выйдет, пока не знаю.

Фоторепортаж Владимира Клоповского, "Обзор"

Беседовал Александр ШУЛЬГА
0
29 сентября 2019 г. в 11:00
Прочитано 767 раз