Она безупречна во всем. Если песни, то непременно хиты, если внешний вид, то это всегда элегантность и изысканность.
Лайма Вайкуле не боится перемен, она отдается стихии с каким-то буддистским покоем, и это тоже талант. Накануне фестиваля «Рандеву», хозяйкой которого является Лайма, Вадим Верник отправился в Юрмалу, чтобы провести несколько часов рядом с этой очаровательной женщиной.
Лайма, я удивлен и восхищен. На улице сильнейший дождь — я в Юрмале с таким впервые сталкиваюсь и, честно говоря, думал, что в такую непогоду ты всё отменишь, а ты так самоотверженно снималась.
Вадим, это же профессия. Разве тут могут быть какие-то преграды? Когда-то давно для одного из моих номеров хореограф захотел, чтобы я была в туфлях на очень высоких шпильках, а номер такой достаточно акробатический: меня перекидывали через танцора. И у меня даже сомнений не было, смогу ли я выступать в этих туфлях. А девочка, которая со мной работала, говорит: ой, я на таких шпильках вообще не смогу двигаться. Хотя ей всего-то надо было ходить вправо, влево… В пять или в шесть утра съемка — неважно, ты встаешь и делаешь дело. Я знаю, каково это, я ведь даже в кино снималась.
Не знал. Расскажи.
Один раз в жизни, как Раневская сказала, «наплевала в вечность». Фильм был неудачный, но я познакомилась с этой профессией, поняла, что это такое.
А продолжить не хотелось?
Нет. Но было время, когда мне часто предлагали сниматься. И в «Гардемаринах», кстати. Это было первое большое предложение, от которого я отказалась.
Почему?
Потому что мне казалось, что моя профессия на первом месте. А тут непонятно, на что ты идешь, каким будет результат. Зато я снялась в плохом фильме с плохим сценарием, и это напрочь отбило у меня желание сниматься дальше. Кроме того, я поняла, что сниматься в кино легче, чем заниматься моим делом, вообще нет никакого сравнения.
Вот прямо так категорично?
Кино и моя профессия… Ну, кино для меня — это как детский сад.
Может быть, потому что ты в неудачном фильме снялась?
Потому что в кино есть дубли, а у нас их нет.
Вернемся к дождю. Когда начался ливень, ты прямо расцвела.
Да, под дождем мне очень хорошо, а был бы ураган — еще лучше. Наверное, я жертва профессии.
Я про природную стихию, а ты опять о профессии.
Люблю утро, я же жаворонок, люблю весну, люблю, когда всё просыпается, это меня вдохновляет. Не люблю осень, хоть ее всегда описывают так красочно. А дождь… Дождь у меня ассоциируется с таким… благословением земле.
Красиво сказала!
Потому что без воды невозможно существовать природе. Я этому в Лос-Анджелесе научилась. Когда там сначала засуха, а потом начинался дождь, я думала: ох, спасибо, боженька, как хорошо.
Ты живешь у моря. По берегу любишь гулять, или это только туристические радости?
Ну, у меня же собаки — конечно, гуляю. Обычно это происходит каждый день, но сейчас идет подготовка к фестивалю, поэтому не до прогулок.
Понятно, что юрмальский фестиваль и всё, что вокруг, отнимает много времени. Как возникла идея фестиваля?
Это не моя идея. Сделать фестиваль мне предложил город. У меня был концерт, который назывался «Рандеву». И когда я согласилась, то люди, которые тогда проводили со мной этот концерт, сказали: о, уже есть прекрасное название!
Я знаю, что на твое приглашение охотно откликнулись многие известные артисты.
Легко откликнулись все, кого я позвала! И это поразительно, некоторые уже по второму разу с удовольствием едут. Наверное, это второй случай в моей жизни, когда я недооценивала отношение коллег к себе.
А тебе казалось, тебя не любят, ты раздражаешь, или что?
Я вообще об этом не думала. Мне казалось: почему они должны всё бросить и идти ко мне, с какого перепугу вообще? И первый раз это было, когда я сняла клип. Я придумала, что в этом клипе будет много музыкантов. И я пригласила к себе Лепса, Агутина, Преснякова, Меладзе, Киркорова, Баскова, Пугачёву, Галкина, Крутого, Раймонда Паулса... Боюсь кого-то не назвать. Они все пришли! В один день, в один час. Я знаю, чего это стоит для артиста, если у него еще и выступление. Я настолько им благодарна!
Ну а теперь четыре дня фестиваля, и ты здесь хозяйка бала.
Я так себя не чувствую. Наоборот, я чувствую себя неловко. Как бы да, я хозяйка, всё от меня зависит, кого хочу — приглашаю. Но даже это ставит в неловкое положение. Потом я начинаю думать о том, что я сама не должна часто появляться на сцене, в итоге доходит до того, что я стараюсь не петь сольные песни, чтобы не тянуть одеяло на себя. Не для этого фестиваль, чтобы мою гордыню ублажить.
Я рад, что мы встретились именно здесь, в Юрмале, у тебя дома. Твоя Юрмала — она какая?
Если говорить о том, что человек состоит из воды, а у воды есть память, то понятно, что мой организм очень любит и чувствует Прибалтику, Латвию, в том числе и Юрмалу. Это даже неважно — жарко или прохладно. Вот эти сосны… Это настолько всё привычно для моего тела, для моего организма. Наши люди, наши кафешки... Раньше вообще в Старой Риге был постоянно запах кофе, ты выходишь — и повсюду запах кофе. В Юрмале, на улице Йомас, справа и слева всегда были кафешки... Сегодня, когда народу мало на пляже, ты видишь горизонт — это такое счастье. Знаешь, у меня была собака, звали Пуговка. Страшно пугливый американский бульдог, малыш совсем. И он ходил просто по пятам сзади меня. А когда мы выходили на пляж, у него грудь выпрямлялась, он сразу таким смелым становился, рычал даже, если видел кого-то вдалеке. Вот это ощущение легкости! Ты будто обнимаешь всё вокруг. Мне об этом ощущении «собакевич» и рассказал: мол, это всё мое, я здесь хозяин. Вот такое чувство у меня в Юрмале: это всё мое, мое любимое, и я здесь хозяйка!
Ты же пробовала жить и в других городах, в Америке жила.
Да, я жила в Америке, это правда. Но каждый раз, возвращаясь, я говорю одну и ту же фразу: «Нигде не бывает так хорошо, как дома». Я уже не говорю о том, что сегодня здесь нет больших производств и ничто больше не засоряет окружающую среду. А так как я в душе «зеленая», я за то, чтобы не засорять, не убивать нашу планету.
Помимо того, что ты «зеленая», мне кажется, ты еще приверженец правильного питания. И я очень удивился, когда увидел у тебя дома в холодильнике 18-процентный творог и холодец.
Это для гостей, для музыкантов, мы же сейчас репетируем. Я сама малоежка, просто до сумасшествия. Я могу утром съесть бутерброд с сыром и больше ничего не есть до вечера. А могу не есть и до завтрашнего утра.
Так же можно себя и до обморока довести!
Организм сам подсказывает, как ему лучше. Когда я собираюсь худеть, я жду те дни, когда легко обойтись почти без пищи. Например, я начинаю есть рис на воде, больше ничего. Но если вдруг днем я чувствую, что начинается такая вот легкая трясучка, я бросаю эту свою диету. Сколько себя помню, я никогда не любила есть. Сохранились фото, на которых я сижу в детском саду за столом, и всегда с кислой физиономией. Столько у меня было мучений, что меня заставляли есть, а я не могла. И я уже не говорю про мясо. Не дай бог мама давала какой-то супчик, в котором мясо плавало, — нельзя, я его всегда вынимала. Это вот такой организм у меня, это природное. Я не вегетарианка, я просто родилась такой.
Ты, наверное, идеально чувствовала бы себя на необитаемом острове.
Мне было бы там нормально. Единственное, сухарик где бы я взяла, а он мне помогает от трясучки при диетах. (Улыбается.)
Ты всё время в творческом тонусе, всё время ищешь что-то новое.
На самом деле это всё судьба. Я ничего не планирую, ни к чему не готовлюсь, всё само по себе происходит и толкает к чему-то новому. Я, например, никогда не хотела ехать в Америку, вернее поехать хотела, но не думала, что буду там работать. Ничего для этого не делала — всё случай.
То, что ты стала певицей, тоже случай?
Я к этому никогда не стремилась. Был такой маэстро Леонид Заходник, который говорил мне: «Лайма, ты будешь лучшей певицей в Латвии». А мне было тогда двенадцать лет! Он ставил голоса в Рижском эстрадном оркестре, где Раймонд Паулс был художественным руководителем. И я начала заниматься, участвовала в конкурсе, в котором, конечно, тоже не планировала участвовать. Пошла с подружкой за компанию, она боялась, а я нет.
В двенадцать лет тебе говорят, что ты можешь стать лучшей певицей Латвии. Неплохая перспектива.
Я, конечно, хохотала. Но из уважения к Заходнику я стала с ним заниматься и приходить на репетиции. Он меня очень полюбил, всё время мне внушал, что я должна петь. И я думала: что мне, сложно, что ли, ну попою. И в это время он решил сосватать меня к Раймонду Паулсу. Я помню, как Заходник пригласил меня домой, я к нему пришла, а он говорит: сегодня придет Паулс, ты смотри веди себя хорошо. Паулс уже был известным композитором в Латвии. Мне тогда было пятнадцать, Леонид Заходник посоветовал сказать, что мне шестнадцать, чтобы Паулс мог пригласить меня на работу. В общем, мы ему наврали.
Паулс поверил?