Музыкальные истории «Болеро» Мориса Равеля

«Танцуй, Равель,

свой исполинский танец.

Танцуй, Равель!

Не унывай, испанец!

Вращай, История,

литые жернова,

Будь мельничихой

в грозный час прибоя!

О, болеро,

священный танец боя!»

Николай Заболоцкий

Лондон, 17 марта 1997 года, «Альберт-холл». Мы с моим другом Марковичем (тогда студенты курса телепрограммирования на британской «Thomson Foundation») каким-то невероятным и почти мистическим образом попали на гала-концерт Королевского филармонического оркестра.

Гигантская переполненная зрителями (наши места в амфитеатре почти у самой сцены стоили 35 фунтов) восьмитысячная чаша зала погружена в полу­тьму.

На сцене, кроме полного оркестра, ещё несколько хоров (в том числе хор гвардии в медвежьих шапках) в ярких костюмах и даже с переодеванием согласно драматургии отдельных музыкальных номеров. Плюс лазерные и дымовые эффекты шоу, не уступающие каким-нибудь «Pink Floyd», что на концерте симфонического оркестра более чем удивительно!

И вот...

В темноте, наверху, над сценой, в районе органных труб, еле подсвеченный снизу, появляется барабанщик, который отбивает свой неизменный, но оттого совершенно гипнотический и колдовской ритм. 169 повторяющихся музыкальных фраз, а всего 4056 ударов по малому барабану...

Кажется, что в зал прямо-таки змеёй вползает какой-то библейский восточный ландшафт и появляющийся вдали из-за бархана караван, неспешно бредущий к тенистому оазису…

Хотя что это я? Чего только не видели слушатели «Болеро» Мориса Равеля в этих двух музыкальный темах, упрямо и неизменно повторяющихся в течение почти пятнадцати минут. От массовой медитации (в духе Махариши Махеш Йоги) или плавно дрейфующего парусника, движущегося навстречу шторму, до…полового акта.

Или, например, мерно шагающие усталые солдатские колонны. Не зря же «Болеро» часто сравнивают с эпизодом «фашистского нашествия» в «Ленинградской» симфонии Шостаковича. И логика в этом есть, ведь с началом Первой мировой войны сорокалетний Морис Равель ушёл на фронт добровольцем. Он очень хотел попасть в авиаполк, но его определили в автодивизион, и он оказался за рулём грузовика в медсанбате. И хотя ему таки и не пришлось побывать на передовой, но ужасов войны он повидал достаточно...

Морис Равель - композитор воистину удивительный, к тому же блестящий пианист и дирижёр. И хотя его считают вместе с Клодом Дебюсси и Эриком Сати одним из ярчайших представителей музыкального импрессионизма, но сам он всегда искал вдохновение в творчестве великих мастеров и сам говорил «...никогда не перестаю учиться у Моцарта».

Хотя в его творческом багаже продолжают жить столь разножанровые произведения, как балет «Дафнис и Хлоя» (для «Русских сезонов» Дягилева), опера «Дитя и волшебство»(сюрреалистическое произведение с танцующими креслами, поющими чашками и летающими белками), Концерт для струнного оркестра фа мажор (с посвящением своему другу и учителю Габриэлю Форе), целый ряд произведений на испанские темы («Хабанера», «Павана на смерть инфанты» и «Испанская рапсодия»), «Концерт №2 ре мажор для фортепиано (для левой руки) и симфонического оркестра, детские пьесы для фортепиано в четыре руки «Моя Матушка Гусыня», переложение сказок Андерсена и оркестровки хоралов Шумана, пьес Грига или «Картинок с выставки» Мусоргского.

Но бесспорно самым популярным произведением этого француза с баскскими корнями (по материнской линии) на все времена остаётся его «Болеро».

Сегодня трудно представить, но эту прославленную симфоническую пьесу Равель написал ...на заказ по возвращении из четырёхмесячного турне по Северной Америке. В 25 городах (за гарантированный гонорар в 10 000 долларов) маэстро играл на фортепиано и дирижировал оркестром. Там его принимали чудесно и даже во время «сухого закона» удовлетворяя без проблем его склонность к хорошему вину. А свободное время там он проводил в компании прославленных Джорджа Гершвина, Белы Бартока, Мэри Пикфорд и Дугласа Фэрбенкса.

Вернувшись в Париж, во время обсуждения нового заказа с непрофессиональной, но весьма энергичной русской балериной Идой Рубинштейн и возникла идея нового произведения для её выступления на парижской сцене.

Спустя уже несколько дней Морис сообщил, что работает над партитурой балета, в которой «нет формы в собственном смысле слова, нет развития, нет или почти нет модуляций». Свой балет Равель озаглавил по названию испанского танца, обычно исполняемого под аккомпанемент кастаньет. Хотя что в нём испанского? Или так сыграло баскское происхождение?

Ида Рубинштейн впервые станцевала «Болеро» 22 ноября 1928 года в парижской «Гранд-Опера» на своём бенефисе.

Сам композитор писал так: «Это танец в очень умеренном темпе, совершенно неизменный как мелодически, так гармонически и ритмически, причём ритм непрерывно отбивается барабаном. Единственный элемент разнообразия вносится оркестровым крещендо».

Но хореографическая судьба творения Равеля оказалась весьма недолговечной – ещё несколько раз Ида Рубинштейн станцевала этот танец на столе в костюме цыганки, после чего «Болеро» благополучно и успешно перекочевало в концертные залы. Попытки возвратить ему танцевальный характер периодически предпринимались различными хореографами и танцовщиками, в том числе и Майей Плисецкой. Но дальше разовых акций дело так и не пошло. И тут нет ничего удивительного – медитативность и особая энергетика «Болеро» не терпят никакой, даже очень талантливой, но все же искусственной визуализации.

Как отмечал музыковед Александр Майкапар, «Болеро» приобрело особую популярность из-за «гипнотического воздействия неизменной множество раз повторяющейся ритмической фигуры, на фоне которой две темы также проводятся много раз, демонстрируя необычайный рост эмоционального напряжения и вводя в звучание всё новые и новые инструменты». Не слишком ли высокопарно? Нет?

«Болеро» имело оглушительный успех в Европе в том же 1928 году, в той мирной Европе, которая тогда уже не ожидала никаких новых катаклизмов. Успех сочинения был поистине успехом песни-шлягера. Тему «Болеро» напевали всюду – в коридорах отелей, в метро, на улице и в ресторанах. Её способен был, кажется, напеть каждый любитель музыки. И вместе с тем «Болеро» восхищались профессионалы, а это уже совершенно другой уровень успеха. Например, Сергей Прокофьев назвал «Болеро» чудом искусства.

Кто знает, может, со временем это всё же военные впечатления у Равеля перевоплотились в «Болеро», хотя сам Морис видел в музыке «Болеро» (особенно в финале) прежде всего мощное звучание металлургического завода.

«Как передать Вам впечатление от этого царства металла, этих пышущих огнём соборов, от этой чудесной симфонии свистков, шума приводных ремней, грохота молотов, которые обрушиваются на вас!» – писал он.

Ну и чем это не пушечный грохот в пылу сражения?

«Болеро» быстро вошло в репертуар крупнейших дирижёров мира в качестве популярной оркестровой пьесы. Автор настаивал на исполнении «Болеро» в постоянном темпе без ускорений и замедлений. Даже к легендарному дирижёру Артуро Тосканини у Равеля возникли претензии из-за того, что маэстро убыстрял темп к финалу. Сам же Равель дирижировал «Болеро» «сухим жестом, в умеренном, почти медленном и строго выдержанном темпе».

На одном из первых исполнений присутствовал Сергей Прокофьев, оставивший в своём дневнике описание дирижирующего Равеля: «...на сцене испанская таверна с большим столом, на котором пляшут, а в оркестре мотив, повторяющийся тысячу раз в постоянно усиливающейся оркестровке. Равель сам дирижировал, очень забавно держа палочку, как операционный ланцет, но тыкал остро, и невозмутимо держал медленный темп». Воистину это была музыкальная тема ХХ века...

Современные невропатологи пытаются углядеть в «Болеро» проявление заболевания, которое, видимо, появилось у Равеля ещё при написании «Болеро». Ещё в 1927 году близкие и друзья маэстро были озабочены тем, что рассеянность Мориса Равеля стала стремительно прогрессировать. Но серьёзно его состояние ухудшилось после аварии, в которую попал Равель в Париже в 1932 году, когда в его такси врезался другой автомобиль. У Мориса начались провалы в памяти, он даже перестал узнавать свою музыку и вообще перестал заниматься музыкой. Его обследовали лучшие невропатологи, но они мало чем могли ему помочь.

Сегодня медики считают, что Равель страдал заболеванием, при котором медленно происходит атрофия отделов полушарий мозга. Ранняя стадия этой болезни часто характеризуется взрывом творческой активности. Но в этом случае, правда, наблюдается тяга к чрезмерному упорядочиванию элементов и постоянным повторам. Ничего не напоминает? Неврологи даже считают, что повторяющаяся форма «Болеро» и могла как раз служить ранним признаком этой болезни композитора.

P.S. После смерти Мориса Равеля выяснилось, что именно он стал самым финансово успешным композитором Франции всех времён. Выплаты по авторским правам за «Болеро», которые исправно проводятся во Франции и сегодня, ежегодно приносят наследникам Мориса Равеля 2,2 миллиона долларов.

Скрупулёзно подсчитано, что, например, со дня смерти композитора в 1937 году и по 2001 год его состояние увеличилось на 63 миллиона долларов исключительно за счёт «Болеро». Вряд ли кто мог бы тогда предсказать, что такое причудливое произведение удостоится такой популярности. А сам Равель даже как-то так выразился о своём детище: «Это вообще не музыка».