И кто-то пел. И кто-то плакал. И кто-то спал в земле сырой…

«Обзор» продолжает цикл рассказов о живущих в Литве участниках Великой Отечественной войны. Это не предпраздничная кампания. Это напоминание читателям о цене мирной жизни, которую заплатил народ за победу 1945 года.

На мой взгляд, лучшие стихи о Победе ещё в 1945 году написал Иван Рядченко:

Ещё стояла тьма немая,

в тумане плакала трава.

Девятый день большого мая

уже вступил в свои права.

Армейский «зуммер»

пискнул слабо —

и улетел солдатский сон!

Связист из полкового штаба

вскочил и бросил телефон.

И всё!

Не звали сигналистов.

Никто не подавал команд.

Был грохот радости неистов.

Плясать пустился лейтенант.

Стреляли танки и пехота.

И, раздирая криком рот,

впервые за четыре года

палил из «вальтера» начпрод.

Над мутной торопливой Тисой

и стрёкот выстрелов, и гул.

К жаре привыкший повар лысый

зачем-то ворот расстегнул.

Не рокотали стайки «яков»

над запылавшею зарёй.

И кто-то пел.

И кто-то плакал.

И кто-то спал в земле сырой.

Вдруг тишь нахлынула

сплошная,

и в полновластной тишине

спел соловей,

ещё не зная,

что он поёт не на войне.

…И кто-то пел. И кто-то плакал. И кто-то спал в земле сырой. А герой нашего сегодняшнего рассказа гвардии сержант Алексей Гаврилович Гречук оказался в ту пору на госпитальной койке в Тбилиси. Тяжёлое ранение в ногу разведчик получил в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года. Это был последний день штурма Будапешта, столицы Венгрии.

Ещё во фронтовом эвакогоспитале пожилая военврач доброжелательно, по-матерински ласково заверила паренька, только-только оправившегося после сложной операции: «Рана, сынок, до свадьбы заживёт. Если не будешь торопиться с женитьбой». И добавила: «Малоберцовый нерв тоже полностью восстановится. Года через три, а то и через все пять. Время – лучший лекарь».

Под стук колёс санитарного поезда, не очень-то торопившегося на восток и на каждом разъезде уступавшего путь мчавшимся в сторону фронта эшелонам, Алексей размышлял о перспективе в три-пять лет. Ему чуть больше восемнадцати. Если сильно повезёт, в 21 год он встанет на ноги. Если просто повезёт, то в 23 года. О том, что может совсем не повезти, сержанту думать не хотелось.

К счастью, любая боль рано или поздно уходит. Через три года подчистую демобилизованный, негодный к строевой, в стоптанных сапогах и обмундировании б/у, опираясь на палку, с тощим солдатским вещмешком за плечами он вышел за ворота госпиталя. Постоял у подножия возвышающейся над Тбилиси горы Мтацминда, надышался вволю разогретым южным воздухом.

Всё! Полная и окончательная Победа! Война позади. Домой-домой, на Украину, в голодную, тяжело поднимавшуюся из развалин.

Мы с отставным гвардии сержантом пьём чай в его квартире. О войне Алексею Гавриловичу есть что вспомнить, но рассказывает он предельно скупо. Правда, не без тонкого украинского юморка. Мол, о чём рассказывать? Разведка работала по ночам, и чем темнее ночь, тем лучше: луна – первый враг. А если днём доводилось, то много ли увидишь, когда ползёшь носом в землю?

Потом вдруг диссонансом неожиданно жёстко прозвучало: ежечасно встречаясь лицом к лицу со смертью, верил в приметы и предчувствия. Перед последней вылазкой подумал: или я кого-то убью, или меня. Так и получилось. Ночью противник обнаружил разведгруппу. Тяжело раненного Гречука друзья вынесли из огня.

Так закончилась его лихая фронтовая биография. А началась она осенью 1943 года, когда части наступающей Красной Армии выбили немцев из родного запорожского села. Тут же полевой военкомат поставил под ружьё всех юношей 1926 года рождения. Алексей на тот момент не достиг полных 17 лет, но год подпадал под призыв, а в точном возрасте разбираться было не время. Да и некому - внимания на такие детали не обращали.

Сразу в бой. «Нас даже не успели ничему научить. Так сложилась фронтовая обстановка южнее Запорожья, что потребовалось заткнуть брешь и дать возможность войскам переправиться через Днепр в направлении Никополя. Бросили нас под райцентр Васильевка сломить сопротивление противника. Шли вперёд с винтовками в домашних чёрных рубашках и штанах», - вспоминает фронтовик-окопник.

После пяти атак подряд живыми вышли только трое из 11 мальчишек. В шестой Алексея Гавриловича ранило, как и двоих его односельчан. В санитарной роте со словами «С такой раной до Берлина дойти можно!» перевязали и как легкораненого приставили к собачьей упряжке – помогать вывозить на санках раненых с передовой.

Что касается Васильевки, то из сообщения Советского Информбюро о райцентре узнал весь мир:

«… 27 октября в районе юго-восточнее нижнего течения Днепра наши войска, в результате ожесточённых боёв, сломили сопротивление противника на фронте от Днепра до Азовского моря и, преследуя его отступающие войска, продвинулись вперёд от 10 до 30 километров и заняли более 90 населённых пунктов, среди которых – районный центр Запорожской области Васильевка…»

Впереди были и форсирование Днепра, и пылающие сёла Украины, Болгария, Румыния, Югославия и штурм Будапешта. Столицу Венгрии Адольф Гитлер называл воротами в Берлин. Ещё и поэтому бои в Венгрии, особенно в столице и в районе озера Балатон, отличались чрезвычайной жестокостью.

Была впереди удачная операция по уничтожению, как сказал сержант-разведчик, «небольшого штаба». За тот бой на Днестре его наградили орденом Славы III степени. Были поиски и захваты «языков». Много чего было впереди. Но отчаянный натиск под Васильевкой, когда вокруг горело то, что по законам химии гореть не должно, Алексей Гаврилович помнит так отчётливо, будто вчера это было. И болит сердце окопника при воспоминаниях о степи, с избытком политой кровью.

Ибо «никакая фантазия, никакая книга, никакая кинолента, никакое полотно не передадут того ужаса, какой испытывают брошенные в реку, под огонь и смерч, в дым и смрад, в гибельное безумие, по сравнению с которым библейская геенна огненная выглядит детской сказкой». Эти слова принадлежат писателю-фронтовику Виктору Астафьеву, но с полным на то правом их мог бы сказать и гвардии сержант, полковой разведчик Алексей Гаврилович Гречук.

К слову, начиная с 60-х годов ХХ века инженер-энергетик Гречук много пишет: статьи по специальности, воспоминания, публицистику, прозу и стихи. Сам над собой подшучивает: «Не хватает таланта – лишь о том сожалею, хоть и тяжко бывает, но пишу – как умею». Его книги - оголённая и нервная правда.

Помните, как в Тбилиси после госпиталя Алексей подвёл черту под войной? А 60 лет спустя бывший разведчик положил на бумагу такие строки:

…Когда иссякнут вдовьи слёзы,

Забудет воина жена,

Могил не станет безымянных –

Тогда лишь кончится война.

«Никакая фантазия, никакая книга, никакая кинолента, никакое полотно не передадут того ужаса, какой испытывают брошенные в реку, под огонь и смерч, в дым и смрад, в гибельное безумие, по сравнению с которым библейская геенна огненная выглядит детской сказкой ...

Погибнут! Все как один погибнут, сгорят в том неразборчивом, всепожирающем огне войны, не оставив за собой ни следочка в жизни, ни памяти никакой, потому как и жизни-то у них не было»

Из книги В.Астафьева

«Прокляты и убиты»