Фатальная ошибка Гитлера, которая спасла Ленинград

Фюрер мечтал «отметить» годовщину Октябрьской революции массированной бомбардировкой города на Неве, но в его планы вмешался настойчивый советский химик.

Гитлер искал быстрый и дешёвый способ уничтожить блокадный Ленинград. Одним из таких было сбрасывание бомб-зажигалок, от последствий которых город спасала в том числе и научная мысль. В числе учёных-химиков, работавших в осаждённом Ленинграде, был Александр Дмитриевич Петров. Однажды его любопытство и настойчивость нарушили планы фюрера стереть город с лица земли, которые он вынашивал практически с начала войны.

Страшные «зажигалки»

С «зажигалками» боролись жители, дежурившие на крышах домов. В их арсенале были ящики с песком и длинные металлические щипцы. Это нехитрое оборудование обезвреживало маленькие килограммовые бомбы. Мало того, что внутри корпуса «зажигалок» было липкое горючее вещество под названием Donnergelee (громовой студень), так ещё и сама оболочка была выполнена из горючего сплава. То есть ставка была сделана на обширные пожары.

Всё бы получилось, если бы в Государственном институте прикладной химии задолго до блокады не взялись за воензаказ, в котором было озвучено требование разработать средства огнезащиты для городов. К работе были привлечены многие талантливые химики двух столиц. Волею начальства в Ленинград из Москвы на время проекта был переведён и Петров, именитый советский химик, профессор, специализировавшийся на исследовании структур топлива.

К моменту блокады группой учёных уже был придуман способ защиты крыш и чердаков от горения с помощью обычного удобрения: суперфосфата, который оказался отличным антипиреном. Без этого Ленинград был бы сожжён дотла. Ведь только 8 сентября 1941 года немцы сбросили на город более 6000 зажигательных снарядов. Тогда произошла трагедия: только что найденным антипиреном не успели обработать Бадаевские продовольственные склады, они загорелись, и ленинградцы были обречены на голод. Но в целом город не горел. Немецкие зажигалки устроили всего лишь 178 пожаров – смешная цифра относительно затраченных фашистами ресурсов.

Любопытство не порок

Александру Дмитриевичу пришлось остаться в блокадном Ленинграде. Он был ответственным за сохранение имущества ещё не эвакуированных химлабораторий Ленинградского Краснознамённого химико-технологического института. Чтобы занять себя, химик начал работу над исследованием дизельного топлива, которую он завершил в 1946 году. Добираясь до места службы в начале октября, Петров оказался рядом с местом крушения немецкого истребителя Ме-109. Истребитель был подбит зенитчиками во время сброса боезапаса. Пилот на повреждённой машине не дотянул до линии фронта и был вынужден приземлиться на окраине Ленинграда.

Работавший как раз с разными видами топлива профессор просто из любопытства взял образец из повреждённого бака «мессершмитта» и изучил его. И обнаружил, что температура замерзания немецкого авиатоплива всего минус 14 градусов (против минус 60 – в советских самолётах). Это не давало немецким самолётам подниматься на большую высоту.

На ковер к начальству

Немцам в то время катастрофически не хватало топлива, поэтому, пока Гитлер стремился к бакинским залежам углеводородов, военной промышленностью Германии для нужд армии использовалось всё, включая румынскую нефть ужасного качества. Из неё-то и получали авиационное топливо, которое шло на заправку самолётов, совершавших вылеты в район Ленинграда.

С результатами исследований Александр Дмитриевич прорвался на приём к заместителю генерала Куцевалова, который был тогда командующим ВВС Северо-Западного фронта. Петрову действительно пришлось прорываться – начальству приходилось решать гораздо более серьёзные вопросы, чем те, с которыми мог появиться какой-то там химик. Генерал чуть было не отмахнулся от назойливого посетителя, но тот был настойчив и почти груб.

Вначале химик рассмешил предложением уничтожить одним махом пару-тройку немецких

аэродромов. Но после предоставленных выкладок у советского командования появился чёткий план действий. Только вот зависел он теперь не столько от людей и техники, сколько от погодных условий. За время, пока ждали погоды, в лаборатории Петрова были доставлены ещё несколько образцов топлива с разных самолётов, базировавшихся на разных аэродромах.

Результаты были почти одинаковы: немцы вынужденно летали не просто на плохом, а ещё и на летнем топливе! В самом начале ноября были получены аэрофотоснимки с аэродромов Красно­гвардейск (ныне – Гатчина) и Сиверский. В Сиверском кроме уже известного количества самолётов было замечено свежее скопление из сорока бомбардировщиков.

Штабом ВВС был разработан план по уничтожению этих самолётов, ведь было ясно, что в годовщину празднования Октябрьской революции Гитлер устроит большую бомбардировку колыбели этой самой революции.

Помощь природы

Погоды уже никто не ждал, хотя и надеялись... В преддверии праздника аэродромы и бомбардировщики было решено уничтожить любыми способами с любыми потерями. Но природа оказалась милостива, ночью на 6 ноября температура упала гораздо ниже, чем было нужно для осуществления плана, предложенного Петровым. Практически без потерь наши лётчики накрыли аэродромы Сиверский и Гатчина плотным огнём.

В ходе этой операции были уничтожены или повреждены около 70 самолётов противника. При этом не пострадала ни одна наша машина. Из-за рано пришедших холодов топливо в баках немецких самолётов загустело и самолёты не могли взлететь. Немецкие зенитчики, конечно, старались, как могли, но ни одна зенитка не дала бы полноценного отпора, как это могли бы сделать поднятые в воздух самолёты, оказавшиеся прекрасными неподвижными мишенями в морозный день 6 ноября 1941 года.

Массовая бомбардировка 7 ноября не состоялась, как, впрочем, не состоялся больше ни один крупный налёт на Ленинград. Свою боеспособность разбитый на аэродромах немецкий воздушный флот восстановил только лишь к апрелю 1942 года. Тогда массированной атаке подверглась стоянка вмёрзших в невский лёд советских кораблей (так называемая операция «Айсштосс», «ледовый удар»). Был задействован 191 самолёт, но желаемого успеха немцы и здесь не достигли.

Александр Дмитриевич Петров был эвакуирован домой в Москву и с 1943 года до конца своей жизни работал и преподавал в Московском химико-технологическом институте.