Жизнь в музыке - уникальная фотовыставка Александры Кремер

Фотохудожник Александра Кремер-Хомасуридзе родилась в Москве, а ее детство и юность прошли в Баку. Вот уже более 20 лет она живет в Париже. Училась в парижских фотошколах EFET и IRIS, Institut National Gemmologie de Paris и Art School of A.Azim Zade в Баку. Эксклюзивные фотоработы Александры "Live music" выставлялись во многих городах мира, и имели огромный успех!

Понадобилось свыше 15 лет, чтобы запечатлеть для истории на контрастную пленку неповторимые моменты с репетиций и концертов Мстислава Ростроповича, Юрия Башмета, Гидона Кремера, Владимира Спивакова, Йо-Йо Ма, Сейджи Озавы, Владимира Ашкенази...

И вот, наконец-то, после Парижа и Лондона, Москвы и Санкт-Петербурга выставка торжественно и очень необычно была представлена в Вильнюсе!

Еще бы, ведь режиссером мероприятия открытия выставки был Оскарас Коршуновас, а следовательно, это было оригинально, очень театрально, ярко, но ни в коем случае не затмило впечатления от самих потрясающих фотографий Александры Кремер!

Выставка открылась в филармонии в Вильнюсе 5 октября и продлится до 5 ноября!

Не пропустите!

Вы можете не только насладиться и прекрасными концертами, которые будут проходить в эти дни в филармонии, но и прикоснуться к удивительным мгновениям жизни великих музыкантов, запечатленных художником на черно-белых фотографиях.

Тех, кто успел уже посетить эту выставку, встречали такие пояснительные тексты:

Фотоработы Александры Кремер-Хомасуридзе многократно публиковались в ведущих европейских изданиях: «Paris Match», «Figaro», «Le Monde», «Elle», «Diapason» и др.

В фотоальбоме «LIFE MUSIC» представлена коллекция неопубликованных ранее фотографий, показывающих всемирно известных классических музыкантов с неизвестной зрителям закулисной стороны.

Есть здесь и обращение к посетителям выставки непосредственно автора фоторабот:

Моя бакинская бабушка, как и полагалось воспитанной девушке из добропорядочной семьи, считала что «день, прожитый без музыки, прожит зря!»

И потому старательно меняла недораскулаченные червонцы на музыкальные уроки для своих шестерых детей. Дети оказались талантливыми и терпеливыми - все (кроме, однако, моей свободолюбивой мамы) добросовестно отдались скрипкам, виолончелям, фортепьяно и арфе. Потом они обзавелись мужьями и женами, музыкально не менее одаренными, так что стоит ли говорить, что и дети их тоже стали служителями музыки. Словом, выросла я в очень музыкальной семье, где как-то уживались один виолончелист, три пианиста, два скрипача и две арфистки.

Все мои дяди и тёти, а также их дети, друзья и дети друзей были музыкантами. Все! Кроме моей мамы и меня. В детстве я находила в этом массу преимуществ, заключающихся в обилии свободного времени и битых коленках. Я изучала мир, гоняя в футбол и играя в войнушку в бакинских дворах - в то время как мое прилежное семейство занималось, репетировало, «пилило» и потело (в Баку летом 40°) над нотами.

Конечно же, меня призывали к порядку! Таскали за собой на репетиции, сажали в оркестровую яму, я безнаказанно осваивала кулисы бакинских опер и консерваторий, а звук настройки азербайджанского симфонического оркестра во главе с элегантным маэстро Ниязи до сих пор стоит у меня в ушах.

Я жила рядом с музыкой, но всё же не в музыке. Её я слушала глазами. И выбранная мною профессия художника медленно, но верно закрывала дверь в музыкальное закулисье. Как оказалось впоследствии, ненадолго.

Однажды раздался телефонный звонок. Звонил Валерий Афанасьев, привезший контрабандную черную икру, переданную заботливой мамой мне, новоиспеченному эмигранту, работающему реставратором картин в городе Париже. Разумеется, Афанасьев — друг друга моего музыкального дяди — был музыкантом! Знаменитым, талантливым, непокорным, лощеным и эстетствующим. Как видите, в нем было все для того, чтобы икру мы съели вместе и подружились. Попутно выяснив, что мои познания в музыке девственно чисты, Афанасьев немедля повел меня на концерт некоего скрипача, пролетом играющего в Париже.

«Концерт Берга» произвёл на меня удручающее впечатление. Скрипач исторгал из скрипки душераздирающие звуки, одновременно пританцовывая на сцене и отдирая рвущиеся струны от смычка (конский волос, как я выяснила много позже, рвется, не выдерживая силы трения смычка о струны скрипки). Музыкальная сила же у скрипача была недюжинная.

За кулисами скрипичный колдун превратился в застенчивого, уставшего, но радушного молодого человека (тогда ему было всего сорок пять) в белом плаще. Трогательно не выговаривая букву «р», он тут же пригласил завтра всех на новоселье. Назавтра:

• Добрый день, Гидон! Это Александра. Звоню по просьбе Афанасьева, узнать ваш адрес.

• Rue de Chevreзка. Когда зайдёте в дом, нажмите кнопку интерфона с моей фамилией.

• Простите... а какая у вас фамилия?

—... А вы что, не знаете моей фамилии?

Вот так в мою жизнь вошёл ещё один музыкант! Лучший! Влетел в мои немузыкальные уши звуком скрипок, тромбонов, литавр, фанфар и колокольчиков. На бурные пятнадцать лет (с приливами и отливами) его музыкальная среда обитания стала и моим местом жительства. А поскольку музыку я слушаю глазами, фотоаппарат Leica, подаренный Гидоном, стал мне верным помощником в этой LIFE MUSIC.

LIFE оказалась не из лёгких.

За музыкантами приходилось взбираться на баррикады, вызванивать и выискивать их между репетициями и концертами. Убеждать, что фотографировать будешь только в fortissimo, не беспокоить за два часа до концерта - и беспокоить после. Перелетать с континента на континент и в результате бесконечных перелетов долетаться до такого состояния, что не можешь получить багаж, потому что уже не помнишь, из какого города ты только что прилетела.

Долго и мучительно объяснять местному таксисту, где находится тот вожделенный зал, в котором репетирует маэстро (а заодно и кто он, этот маэстро, вообще такой), искать artiste entrance и клятвенно заверять security, что пропуск был заказан!

Потом метаться по черным театральным ходам, в ужасе понимая, что выход из этого лабиринта только на сцену, а там уже началась репетиция. Прятаться между контрабасами, делая вид, что не замечаешь злобно шикающую арфистку; стоять на одной ноге, прикрывшись дверью; а иногда, ради лучшего ракурса, свисать со второго яруса, молясь об одном - чтобы объектив вдруг не отвалился в самый тихий момент. И ненавидеть себя за только одну пленку (конечно, уже закончившуюся), впопыхах взятую, тогда как остальные десять лежат в сумке за кулисами, а маэстро играет pizziccato dolcissimo...

И всё ради того, чтобы сделать главное - то, что чуткие уши музыкантов ненавидят больше всего, что нарушает гармонию их музыкального существования и после чего вас больше не впускают на репетиции - щёлкнуть затвором фотоаппарата!

Чтобы навсегда запечатлеть страсть, восторг, упоение, негодование и любовь на их вдохновенных лицах почувствовать и испытать этот полет в небо и падение в бездну, этот экстаз души и тела, который и называется МУЗЫКОЙ.

Александра Кремер-Хомасуридзе