К 25-летию распада СССР: балтийское измерение

25-я годовщина распада Советского Союза вызвала множество публикаций в газетах и журналах разного направления и уровня ещё задолго до самой даты. И это понятно: исчезновение с политической карты одного из крупнейших государств мира требует осмысления не только на уровне одного человека, но и в историческом и планетарном масштабе. Что же нового появилось в этой области в связи с четвертьвековой годовщиной?

Прежде всего, неизмеримо меньше стало публикаций, утверждающих, что гибель СССР – это неизбежный результат системы, изначально заложенный ещё на стадии его создания. Только наиболее твердолобые авторы всё ещё твердят одну и ту же мантру об экономическом крахе СССР, неспособности ответить на вызовы времени, нищете советских людей.

Теперь публикуется множество статистических выкладок, свидетельствующих о мировом лидерстве Советского Союза по многим позициям развития современной цивилизации. Приведём лишь некоторые из них.

Во-первых, называется огромный творческий и интеллектуальный потенциал страны и прежде всего одна из лучших в мире систем образования, что не оспаривается никем даже после двадцатилетнего огульного охаивания.

Во-вторых, развитая произ­водственно-техническая база, обеспечивающая мировое производство наукоёмкой продукции в конце ХХ века: СССР занимал лидирующие позиции в мире по 19-ти из 44 учитываемых и наиболее важных!

В-третьих, уникальные природные богатства – самая большая в мире зона чернозёма и свыше трети разведанных мировых запасов минералов и энергоносителей.

В-четвёртых, энергетика народа, его единство, духовная составляющая и жажда радикальных перемен.

Что ж, время позволяет оценить приобретённые в ходе рыночных реформ колбасные радости и потерянные в сутолоке величие и достоинство.

И всё же главные перемены в оценке сводятся к другому: если двадцать пять лет анализировали причины, почему Советский Союз позволил себя разрушить, то теперь анализируют, кто разрушил СССР. Причём анализ идёт не только по персоналиям, но и по территориальным и общественным образованиям.

Очевидно, для читателей может представлять интерес та часть фактов и выводов, которая связана с Прибалтийскими республиками в целом и Литвой в частности.

Утверждается, что «в Прибалтике актуальность кардинальных перемен осознавали острее, чем в других регионах страны», ибо «на западных рубежах СССР существовало непосредственное соприкосновение с экономически высокоразвитыми и обладающими давними социал-демократическими традициями Северными странами Европы». Как писал английский историк, «прибалты заглядывали через советский забор на процветающих финнов и скандинавов, представляя себя на их месте».

Конечно же, подробно анализируются прибалтийские задумки вроде республиканского хозрасчёта, «экономической самостоятельности» и многое другое из выброшенного на историческую свалку архива.

Как считает большинство аналитиков, центр не только не понял благих желаний прибалтийских мудрецов, но и начал процесс затягивания реформ, запустил процесс отставания от потребностей общества, что и стоило жизни СССР. Виновником отказа от своевременного принятия мер по расширению экономической самостоятельности республик сейчас считают КГБ и лично его председателя В.Крючкова. Дескать, это он сумел внушить Горбачёву мысль, что, «если заключить экономический союз, то республики откажутся и от политического».

Конечно, можно и соглашаться с тем, что, получи прибалтийские республики хозрасчёт и экономическую самостоятельность, они бы дружно впряглись в процесс сохранения Советского Союза. Тогда почему не только бедность, но и неостановимое бегство населения пришло в Литву и Латвию после того, как национальные элиты получили не только хозрасчёт и самостоятельность, но ещё и полную независимость в придачу?

Скорее всего, это были этапы медленного поступательного движения к выходу из СССР, а август 91-го явился счастливым случаем, хотя ничего не менял ни в долгосрочной перспективе, ни в методах достижения поставленных целей.

Нынешняя попытка свести всё многообразие причин гибели СССР к тому, что «прибалтам не дали экономической самостоятельности и они запустили принцип домино выхода из Союза», а «центр опоздал с подписанием нового союзного договора», - это игнорирование множества внешних и внутренних составляющих этой трагедии.

Интересен другой спор - о том, кто больше виноват в развале страны: центр или республики. Посыл этот восходит к перестроечным годам, когда центр обвинял местных руководителей в неспособности контролировать обстановку на местах, а местные власти поносили центр за желание сохранить старые порядки любой ценой.

Наверняка можно согласиться с выводами о том, что партийное руководство республик Прибалтики более реально оценивало происходящее, но при этом находилось в очень деликатной политической ситуации: они прекрасно понимали, что политически обречены, если не сумеют подтвердить свою этническую идентичность. Это и есть та развилка, на которой партийные вожди республик круто разошлись: одни подтвердили свою этническую идентичность, другие – свою верность идеям партии. Таких, впрочем, оказалось меньшинство, и они заплатили за это годами пребывания в тюрьмах.

Те бурные времена оставили много памятных дел и документов человеческой мелочности и полного пренебрежения интересами сотен миллионов людей во имя собственного тщеславия. Горбачёв, находясь в Эстонии, вместо того чтобы поддержать притязания этого маленького этноса на роль пионеров перестройки (чем они очень гордились!), грубо одёрнул их. Ведь он сам был пионером перестройки!

Дальше – больше: именно в Прибалтике Горбачёв втянулся и развил дискуссию «кто кого кормит», популистскую и политически опасную. Её раскаты мы слышим и сейчас.

Неадекватность восприятия событий, происходящих в Прибалтике, создавала постоянные трудности республиканским руководителям, союзное руководство как будто специально задалось целью мешать им удерживать власть, его действия и риторика только помогали их оппонентам.

В.Ландсбергис будет сильно удивлён, узнав от московских аналитиков, что «… во многом обязан центру тем, что уже к началу 1990 года он по влиянию на массы обошёл А.Бразаускаса».

Не менее спорным выглядит всё чаще высказываемое мнение о том, что Акт 11 марта 1990 года о выходе Литвы из состава СССР «был во многом демонстративным, содержащим элементы политического зондажа». Мысль эту запустил сам Горбачёв, написав в мемуарах, что уже 4 мая литовские руководители выразили готовность начать переговоры с центром, а Декларация независимости Литвы могла, по их мнению, рассматриваться Союзом как акт в значительной степени символический.

Разумеется, что и после 11 марта в литовском руководстве существовали различные варианты действий, которые корреспондировались с действиями центра, мировой поддержкой, однако отрицать их решимость идти до полной независимости, по меньшей мере, наивно, как и сводить всё происходящее в Прибалтике только к ошибочным ходам той или иной стороны, без учёта настроений широчайших народных масс, их готовности отстаивать завоёванные позиции.

Если на постсоветском научном и медийном пространстве нынче начался поиск «кто виноват», то западные историки и политики заняты другим – можно ли было предсказать такой поворот истории?

Американская газета «Нью-Йорк таймс» устами своего обозревателя Дж.Шелла писала, что это «… было самым важным событием второй половины ХХ века, однако никто его не предсказывал».

Ещё дальше идёт первый глава правительства постсоциалистической Польши Л.Баль­церович, заявивший, что «… я до сих пор не могу однозначно сказать, почему «социалистический лагерь» рухнул так быстро».

Пытаясь найти ответ на прямой вопрос: «Кто же виноват?», аналитики в самом доброжелательном тоне пишут о… М.Горбачёве. И это после его заявления о том, что он всю жизнь боролся с коммунизмом.

Благосклонна научная мысль и к его ближайшему окружению – А.Яковлеву, А.Лукьянову и многим другим – все они служат источниками «сведений», часто и доброжелательно цитируемыми. Вряд ли на такой фактической базе последуют правдивые выводы…

Большое, как сказал поэт, «видится на расстоянии». Очевидно, мы ещё не прошли достаточное расстояние, чтобы оценить произошедшее.