Олег Айрапетов: «То, что в 45-м мы победили, не гарантия, что и в этот раз отобьемся»

Известный историк о том, как пересмотр итогов Второй мировой готовит европейского обывателя к новой войне с Россией

«На Западе войны больше не боятся, наоборот, ее хотят», — считает известный историк, доцент МГУ Олег Айрапетов. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал о том, почему Западу так важно назначить виновником Второй мировой войны СССР, как Сталин пытался избежать войны и почему консенсус о неприменении ядерного оружия вот-вот может быть нарушен.

— В последние годы можно заметить, что на Западе все чаще рассматривают Вторую мировую войну как ситуацию, где не было однозначной стороны зла, что виноваты все: и Германия, и СССР тоже, а народы Европы стали жертвами двух тиранов — Сталина и Гитлера. Это попытка снять с себя историческую вину или инструмент современной политической повестки?

— Снять с себя часть вины — это и есть политическая задача. Этот процесс идет уже давно. И версия, которую продвигает Запад, состоит даже не в том, что виноваты все, а в том, что виноват именно СССР.

— Даже так?

— Эта тенденция наметилась со второй половины 80-х, такая трактовка использовалась в качестве одного из инструментов разрушения СССР, постановки под вопрос законности его западных границ, выдачи санкций на деятельность на территории Советского Союза националистов, например в Прибалтике. Как показали события, эта практика, не без помощи тех, кто тогда возглавлял СССР, оказалась очень успешной.

— Кто инициатор этого переписывания истории? США, Европа?

— Запад тут оказался достаточно един. В 50-е, 60-е, 70-е годы в той же Германии было безусловное чувство вины. Но далее приходят уже другие поколения, для которых война — это не вопрос личной истории, семейной, а то, о чем рассказывают в школе и в университете. Начиная с 2008 года, с войны в Осетии, которая была развязана с безусловной подачи США, мы видим нарастающую совершенно очевидную политику инфернализации России. Еще в год столетия Первой мировой войны прозвучал четкий рефрен: виноваты все, но больше всех две страны — Сербия и Россия.

Здесь мы видим, что есть история как наука, которой занимаются историки, а есть история как политический инструмент. А то, что произошло в 2008 году, можно сравнивать с делом «Виксена», провокацией, которую Великобритания устроила в 1836 году и которая стала прелюдией большой Крымской войны, началом активной кампании по созданию образа врага из России. В последующие годы эта тенденция лишь усиливалась.

И сегодня, куда мы ни посмотрим, везде виновата Россия. И это все мне напоминает подготовку к войне против нас. НАТО не только говорит о том, что Россия — главная угроза, они действуют, причем весьма активно и последовательно. Все эти размещения войск, ракет формально для защиты от Ирана и почему-то на границах Чехии и Норвегии. Можно вспомнить и недавний фильм Би-би-си, где моделировалась ядерная война с Россией. Что происходит и что меня пугает? В советские годы, в 1981 - 1983 годах, я после школы пошел в армию. И я помню тогдашние настроения — все ожидали, что скоро начнется большая война. И никого это не радовало, потому что все понимали, что она будет носить сокрушительный характер. Потом пришла перестройка. Как бы к ней ни относиться, у нее был один положительный момент — разрядка международной напряженности. Мы встретились с нашими западными коллегами, я говорю о себе — в данном случае с историками, убедились, что наши одногодки на Западе тоже боялись этой войны. А вот сейчас у меня ощущение, что на Западе войны больше не боятся, наоборот, ее хотят. Потому что вот эти маленькие победоносные кампании — против Ливии, против Ирака — показали, что не так страшен черт, как его малюют. Можно прийти и фактически без потерь со своей стороны разрушить государство.

— Но разве опыт именно Второй мировой войны, которая с точки зрения ресурсов, по сути, была войной объединенной Гитлером Европы против России, не должен служить сдерживающим фактором?

— И не только, такими войнами против нас были и кампания Наполеона, и Крымская война.

— Однако это опыт, когда Россия смогла отбиться и даже сама потом «приходила в гости»?

— Этот опыт у России далеко не всегда был опытом побед. Не надо рисовать прошлое монотонными красками. Мы далеко не всегда отбивались, у нас были и поражения. Россия как империя имела свои сильные и слабые стороны. Мы могли проиграть каждую войну, которую вели. У меня вызывает почти физическое отвращение позиция наших забронзовелых идиотов с их шапкозакидательством, когда на каждый вопрос о столкновении интересов считается достаточным обзывать американцев пиндосами и говорить, какие мы непобедимые.

Крымскую войну мы не выиграли, Первую мировую тоже проиграли, что кончилось распадом государства, гражданской войной. Так что ставки для России в таких конфликтах далеко не шуточные, и об этом надо помнить.

Но нешуточные они и у них.

У них тоже есть память о том, что в 1814 и 1815 году русские были в Париже, они помнят 1945 год, поэтому и разворачивают пропаганду такого удара по России, на который она не сможет ответить. По сути, речь идет о концепции полного тотального уничтожения нашей страны. Им необходимо радикально уменьшить количество живущего здесь населения. Они готовятся к применению уже испытанной концепции стравливания народов. Посмотрите на Ливию или Ирак, где Запад все это уже применил, — разве это уже государства? Идут тектонические процессы вселенского масштаба, и мы можем стать одной из жертв передела мира. И тот факт, что в 45-м году мы победили, вовсе не является гарантией, что и в этот раз мы отобьемся.

Тем более что вот эта концепция имеет у нас своих сторонников. В стране активно и открыто действуют сторонники разрушения, расчленения страны под видом той же десталинизации. Реформами образования уничтожается единое культурное и образовательное пространство. У нас внутри в тех же 1941 - 1945 годах была единая монолитная страна. А разве сейчас наше общество едино? Не надо забывать Манежку, которая была не так давно в двух шагах от Кремля.

— А как же Крым и роль этого объединяющего фактора?

— Не надо его преувеличивать. Страна вовсе не так едина и не так сильна, как может показаться. И все, что мы можем нашим противникам сегодня серьезно противопоставить, — это концепция ответного удара тотального возмездия. Но это игра слабого. В 60 - 70 е годы это была позиция НАТО — они понимали, что окажутся не в состоянии остановить атаку СССР на Европу, этот танковый каток, на который СССР тогда имел ресурсы, и поэтому говорили, что в ответ нанесут ядерный удар. Теперь в такой позиции стоим мы, потому что мы стали слабее. И не надо забывать, что рядом с нами есть целые страны, в которых ненависть к нам стала частью культуры и менталитета.

— И в этих странах к тому же память о Второй мировой войне стала тоже частью антироссийской политики. Та же Польша, где сносят памятники советским солдатам...

— Надо понимать, что Польша — страна, где ненависть к России стала частью национальной культуры. Да, это часть обычной повседневной культуры среднестатистического поляка. И наши руководители, которые сидят в Кремле, похоже, не понимают, какое значение имеют культура и идеология, иначе они не проводили бы такие эксперименты в этой сфере у себя в стране. А посмотрите, к чему привела работа Института памяти, этого «идеологического гестапо» в Польше. А на Украине, в Грузии благодаря таким же институтам за 5 - 7 лет произошла просто смена идеологического кода у населения.

— Даже в Германии отношение к памяти о Второй мировой войне выборочно. О жертвах нацистов на территории СССР тем же немецким школьникам говорят куда меньше, чем о Холокосте.

— Антифашистское наследие давным-давно не является императивом. Собственно, что такое та европейская идея, которую сегодня Европа пытается распространить на Россию, на восток Украины? Это те же самые идеи Гитлера, только без антисемитизма.

Тот долг, который остался у Германии перед соседями со времен Гитлера, сегодня уже ни на что не влияет. Немцы прекрасно видят все эти парады эсэсовцев в Прибалтике, все эти свастики и руны у украинских националистов, и это их абсолютно не смущает. Надо забыть о том, что можно обращаться к Германии или даже к Израилю и взывать к их совести — мол, посмотрите, там же нацисты. Единственное, что может влиять на поведение той же Германии, да и других европейских стран, — это понимание, что в ответ на любую агрессию в адрес России они просто будут уничтожены. И вот тогда они будут бороться за мир, вспоминать о жертвах прошлых войн и говорить о недопустимости повторения новых.

— Неужели страх — единственное условие мира и добрососедства?

— В Германии, Италии, Испании, Англии есть телекартинка, в которой объясняют, кто плохие парни, а кто — хорошие. Так вот плохие парни — это мы. И школьная программа — это государственная программа, где есть политические цели. И в ней всегда есть образ врага. Враг — это мы. Мы не просто враг, мы цель номер один. Это надо понять и прочувствовать. Приятно ли находиться в прицеле? Причем цель может говорить: не стреляйте, мы хорошие. Для снайпера это не имеет значения, более того, он, может быть, даже потом, посте того как выстрелит, вас и пожалеет. Но для жертвы это никакого значения уже не имеет. Единственное, что может их остановить в этой ситуации, — это тотальный страх.

Причем европейцы стараются выглядеть такими цивилизованными людьми. Еще во время Второй мировой войны для грязной работы у гитлеровцев всегда были «грязные люди» — местные каратели. Вот и сейчас происходит то же самое. Западные страны вторглись в Ирак и убили там миллион человек. Как минимум способствовали этому. Там в Ираке были немецкие военные части, польские. Скажите, что иракцы сделали немцам или полякам, что они пришли на их землю, чтобы их убивать? Только после того как из Ирака пошли назад в Польшу гробы с солдатами, тогда в Польше возникли сомнения, надо ли участвовать в этой операции. У испанцев мысли о выводе своего контингента возникли только после взрывов в Мадриде. А пока все было нормально, всех все устраивало.

Или другой пример — пришли европейцы спасать албанцев в Косово. Албанцы в это время уничтожали там памятники мирового культурного наследия, храмы еще времен Византии. И все это происходило на глазах у этих европейцев. А ведь это является преступлением против человечества по меркам ООН, такое уничтожение культурного наследия. При американцах был разграблен музей истории в Багдаде, и они ничего не сделали, чтобы это остановить. Вот в русских музеях у нас тоже есть много культурных ценностей. И у нас даже сейчас найдется немало представителей интеллигенции, которые скажут, что такой дикой стране все это не нужно. И если бы в Москве стояли американские танки и все это начали бы грабить и вывозить куда-то, вы думаете, они бы это остановили?

— Но пока, к счастью, идет война только информационная. И начало Второй мировой войны — тоже сфера информационных манипуляций. Вот у нас в патриотической среде распространено мнение, что страны Запада если не помогали, то как минимум не мешали Гитлеру становиться сильнее, в целом не были против его нападения на СССР. Считаете ли вы эту версию конспирологической?

— Считается, что Вторая мировая война началась в сентябре 1939 года с нападения Гитлера на Польшу. Но можно сказать, что еще задолго до этого очаг войны сформировался на Востоке с нападения на Китай. Не будем забывать, что Китай фактически подвергся геноциду со стороны Японии. И здесь есть аналогия — Китай тогда подлежал уничтожению, как и СССР, просто потому, что страна слишком большая, слишком много в ней людей, а люди эти с точки зрения агрессора недоразвитые, люди второго сорта.

Массовое вторжение в Китай произошло в 1936 году, но это то, о чем сегодня стараются не вспоминать. В Японии особенно. Это нанкинская резня. Сегодня японцы говорят, что нет-нет, мы там убили не 150 тысяч мирных людей, женщин, детей, а всего 25 - 30.

Теперь про Европу. Безусловно, в результате проигрыша в Первой мировой войне, революции в России страна наша была очень ослаблена. И в Европе возникли основания для контакта между двумя ослабленными и униженными странами — это современная Россия и Германия. Это взаимодействие началось еще в 20-е годы, однако в 30-е с приходом к власти Гитлера эти контакты были свернуты по инициативе Германии.

— А наши либералы все время продвигают теорию, что СССР сотрудничал как раз в 30-е годы с гитлеровской Германией.

— Я даже не буду это комментировать. Сталин пытался вести политику, которая исключила бы возможность участия СССР в войне. До окончания второй пятилетки мы не могли провести перевооружение армии. Нашими основными противниками были тогда Польша и Румыния. Они готовились к войне против нас, и никто этого особо не скрывал. СССР, учитывая общее состояние коммуникаций, логистики, до 1936 года не был в состоянии планировать наступательных операций. А вот после 36-го года ситуация стала меняться. Созданная к тому моменту промышленная база позволяла уже формировать массовую армию и вооружать ее.

— Сталин готовился к войне?

— Конечно. К войне тогда готовились все. Гитлеровцы в 36-м году активизировались, вошли в Рейнланд, произошел мятеж Франко в Испании. В этом году будет юбилей начала гражданской войны в Испании. И гражданская война в Испании четко показала, что Великобритания, Франция, США в целом при выборе между левыми и правыми будут поддерживать правых. В начале гражданской войны Франко и его мятежники не имели больших финансовых резервов, никакого золотовалютного, как сейчас сказали бы, обеспечения, однако несколько государств поставляли им оружие, грузовики в долг. Италия, Германия — это понятно. Но было и еще одно государство. Бензин для армии франкистов поставляли США. Никто этого не скрывает, но и не вспоминает особо. До 20 тысяч грузовиков и нефть продали в долг, и Испания отдала его только в 60-е годы.

И Сталин понимал, что ситуация очень тяжелая. Он старался избежать поляризации и столкновения СССР и Германии один на один, поэтому он стремился к концепции глобальной безопасности. Но она оказалась невозможна после предательства Испанской Республики и ее падения, которое практически совпало по времени с чехословацким кризисом и крахом франко-советско-чехословацкого союза, который мог бы противостоять Гитлеру. Кстати, «несчастная жертва» Польша в этих событиях выступила на стороне Гитлера для того, чтоб получить Тешинскую Силезию, и они ее получили. И произошел раздел Чехословакии. Среди участников также была и Венгрия, об этом мало кто знает. Венгры получили области с преимущественным венгерским населением, немцы — с немецким, поляки — город Тешин с областью. Но никто сегодня Польшу не называет агрессором, а почему? Потому что никто не готовится воевать с Польшей, воевать готовятся с нами. И поэтому поляки такие честные, благородные, несчастные. А в СССР был тиран. Территории, которые Польша захватила в Западной Белоруссии и на Украине, были всегда объектом польской колонизации. Кто-то помнит, что там был концлагерь Береза-Картузская? Конечно, нет. Потому что воевать будут не с ними, а с нами. А ненависть поляков к русским еще смогут в этой потенциальной войне использовать. Тогда у поляков был хороший аппетит, но скверное пищеварение. Они хотели усидеть на всех стульях и в итоге проиграли.

С 39-го года Сталин понял, что доверять партнерам по коллективной безопасности нельзя. Одни партнеры отдали в жертву Испанскую Республику, другие отдали Германии и Польше Чехословакию.

— Германия стала тогда сильнее и начала внешние агрессии. А насколько Западу тогда было выгодно, чтобы Гитлер напал на СССР?

— Здесь есть несколько моментов. В Великобритании существовали серьезные круги, заинтересованные в столкновении Германии и СССР. Эти круги надеялись на создание англо-германского пакта. Многие британские документы тех времен, связанные с Германией, до сих пор засекречены, например, касающиеся миссии Гесса. Вопрос ответственности Запада за действия Гитлера сложный — во время оккупации Чехословакии главный гарант ее безопасности Британия не шевельнула и пальцем. В окружении Гитлера существовало ощущение, что англо-германский союз позволит в будущем поделить мир. В Англии были противники войны, которая казалась достаточно тяжелой, а главное — ведь это была бы война с расово близким арийским народом, а данные теории тогда были достаточно популярны везде. Но все-таки эти круги недооценили факторы англо-германского и франко-германского антагонизма.

Кроме того, война в Европе пошла совсем не так, как все предполагали. Никто не ожидал, что так быстро будет разгромлена Франция.

— А почему это произошло?

— Это связано с целым рядом причин, с определенными преимуществами, которые были у Германии в авиации, и с преимуществами управления. Те танки, которые были у немцев, вполне сравнимы с теми, что были у англичан или французов, но немцы ими более эффективно пользовались. То же самое произошло и с нами в 1941 году. Немцы — очень системно мыслящая нация, и они сделали выводы из Первой мировой войны, в отличие от Англии, Франции и СССР, за что СССР потом заплатил, к сожалению, очень высокую цену.

То есть Сталин предполагал, что война будет идти в Европе, а мы пока за один-два года сможем накопить силы. К 42-му году СССР уже был бы готов, но, увы, этого года в запасе не оказалось.

— Как Гитлеру удалось популяризовать идею нападения на СССР?

— Гитлер становился популярным потому, что он в 30-е годы давал немцам то, что они хотели, — благополучную жизнь. Он устранил безработицу, развивал промышленность. Но эта экономика была нацелена на войну. И ему надо было приучить немцев к мысли, что война — это не страшно, потери будут небольшими. А немцы боялись войны, они помнили Первую мировую войну. Но уже кампания с Францией показала, что буквально за считанные дни можно захватить всю Францию. Всю Польшу. С минимальными потерями захватывать целые страны и их ресурсы. На такие потери общество было согласно. И вот сейчас точно так же, кстати, готовят население Запада к новым войнам.

— А какой была позиция руководства США? Есть версия, что они выжидали, кто начнет побеждать — СССР или Германия, и только потом решили активно участвовать.

— Это не совсем так. Рузвельт был вынужден действовать исходя из тех реалий, какие тогда были. Например, в США были большие ирландские, немецкие, итальянские общины, которые не хотели войны в поддержку Великобритании. В начале XX века Нью-Йорк был третьим по величине городом в мире с немецким населением, после Берлина и Вены. Немцы не хотели новой войны с родиной своих предков. Ирландцы ненавидели англичан. И еще была огромная традиция изоляционизма — которая существует и сейчас. Наши предки сюда пришли со старого континента. Мы живем здесь. У нас здесь земля обетованная и сфера нашего влияния — две Америки. Этот изоляционизм был очень силен. Но не только национальные общины, но и обычные американцы не хотели тоже воевать за русских или англичан. И Рузвельт вынужден был говорить (это знаменитая фраза): «Вы никогда не отправите ваших детей за океан». Был и опыт Первой мировой войны. Обычные люди воевать за кого-то за океаном не хотели.

Конечно, Англия была неизмеримо ближе к США, чем СССР. Английские и американские финансовые элиты были знакомы. А Сталин был чужой, непонятный человек. Советская альтернатива устройства общества была для США абсолютно неприемлема.

Когда началась война между СССР и Германией, США начали присматриваться, но что-то они начали делать сразу. Например, появился патруль против немецких подводных лодок в Северной Атлантике еще до нападения Гитлера на Британию, который очень помог британцам.

Но когда произошло нападение Японии на Перл-Харбор, все изменилось. Не будем забывать, что это не США объявили войну Германии, а Германия объявила войну США как союзник Японии. Гитлер это сделал, надеясь, что Япония тоже сделает ответный жест, объявит войну СССР и нападет на его восточные рубежи. Но японцы этого не сделали.

— Почему? Ведь это существенно поменяло бы ход войны.

— У них были еще свежи неприятные воспоминания о Халхин-Голе. А во-вторых, на Дальнем Востоке была внушительная группировка советских войск. И именно она была гарантией японского ненападения, а не благие пожелания японского императора и правительства. Силы этой группировки были переброшены в западную часть уже во второй половине войны, когда стало ясно, что Япония точно не нападет.

Так что в США были и те, кто выступал за вмешательство в войну против Гитлера, почти сразу появилась концепция оказания помощи, был принят закон о ленд-лизе. В 41 - 42-м годах США начали оказывать поддержку противникам Германии. И американские добровольцы воевали только на стороне Англии.

— США в итоге оказались главным выгодополучателем после Второй мировой войны?

— Война редко обогащает тех, кто ее ведет. Эта тенденция наметилась еще в начале Первой мировой войны. Обогащались те, кто продавал оружие. И если до Первой мировой войны Англия была главным кредитором в мире, то после ситуация уже изменилась — военные заказы уходили в США. Кстати, если посмотреть на 20 - 30-е годы, то одна из причин, почему Англия и Франция заигрывали с Гитлером, такова — у них были очень слабые военные бюджеты, хотя они и были победителями. Вторая мировая война их просто добила.

После Второй мировой войны стало ясно, что эпоха европоцентризма закончилась. Европа себя с 1914-го по 1945-й просто уничтожила. Сейчас, может быть, и есть попытки восстановить свое влияние. Но тогда уже всем стало ясно, что прошлое положение не удержать. И сколько бы Черчилль ни говорил, что не для того возглавил правительство, чтобы быть председателем при уничтожении Британской империи, делать было нечего. 1947 год — независимость Индии. 1949-й — ушли из Китая. Как один индийский историк писал — конец эпохи Марко Поло.

У Рузвельта возникла еще во время войны концепция «четырех полицейских», которые должны были поддерживать в мире порядок, — США, Великобритания, СССР и Китай. Но в то время эта идея была неприемлема для Сталина, так как он тогда оказывался один среди троих союзников, Китай только потом стал коммунистическим.

Кроме того, не надо забывать, что это для нас в 1945 году закончилась война, а для многих стран ее последствия продолжались. В Греции буквально на следующий день после освобождения от гитлеровцев началась гражданская война между сторонниками короля и коммунистами. Начались войны в Китае, в Корее. Происходило переформатирование мироустройства.

И кто стал выгодополучателем? Та страна, на территории которой не шли войны. Они создали условия, чтобы к ним происходила утечка мозгов, технологий, денег. А мы жили в это время в эпоху сверхмобилизации.

— В итоге была создана ООН, и это было гарантией баланса мировых сил. Сейчас заговорили про реформы в ООН, в совбезе ООН. Надо ли это понимать так, что размывание памяти о Второй мировой войне будет иметь итогом и размытие ООН?

Из политического наследия Второй мировой войны осталось не так уж и много. Из тех реалий, которые были закреплены Хельсинкским протоколом, не осталось почти ничего. Нет Советского Союза, нет Чехословакии, нет Югославии, нет принципа нерушимости границ. Многие другие хорошие принципы не работают. Что касается ООН, само название — это название антигитлеровской коалиции — объединенные нации. И если менять, если кто-то говорит, что есть тенденции, с которыми не надо бороться, тогда начните с названия. Назовитесь разъединенными нациями, назовитесь советом дестабилизации, комиссией по организации геноцидов, комиссией по уничтожению памятников культуры и искусства — вот тогда это будет последовательный пересмотр. Можно создать комиссию по пропаганде безопасности ядерной войны. Если кто-то хочет зафиксировать именно фактическое положение.

— Как вы оцениваете роль США в этом процессе?

— Я боюсь, что после победы Клинтон (а я не верю в то, что победит Трамп), когда она придет, вероятность войны возрастет многократно. Не будем забывать, что именно она стояла за принятием решений обо всех интервенциях США за последние годы.

Экономическое и финансовое состояние США таково, что Первая и Вторая мировая война способствовали прогрессу американской экономики, они и сейчас надеются, что новая победоносная война в Евразии приведет к третьему такому же прорыву. Не будем забывать, что получение добычи от крушения СССР и Восточного блока, то, что Чубайс назвал распродажей империи, очень сильно поддержало экономически Запад и особенно США. Когда это стало подходить к концу, они начали осваивать ресурсы Ближнего Востока. Вот Ливия — у нее было до 100 миллиардов евро внешних авуаров. А куда они делись? Да, для европейских финансовых структур это на зубок, но, например, это госдолг Италии. Это хороший трофей.

— Но у нас же есть ядерное оружие, разве это не является главным сдерживающим фактором?

— На Западе все строится на том, чтобы подготовить обывателя к приемлемости ядерной войны. Они верят, что смогут нанести удар и защититься от нашего возмездия. Если бы они так не думали, то так бы себя не вели. Я напомню, что в 2008 году американский корабль с ядерными ракетами на борту вошел в Черное море, в радиусе его действия была Москва, ракеты бы долетели за пять минут.

— Но вот у Северной Кореи есть ядерное оружие, и никто их не трогает, боятся?

Северная Корея — это проблема Китая, она под его зонтиком. Там все зависит от решения ее большого брата, который ее патронирует. А с Китаем считаются. И второе. Что произошло в Югославии? Что там совершили Запад и США? Они там уничтожили не просто наследие Второй мировой войны, они уничтожили наследие Венского конгресса, международное право. Оно стало ситуационным. Вот выгодно сегодня так, завтра так. Обама заявил, мы сильные — мы будем диктовать правила. Они ведут себя как гангстеры.

— То есть сдвигается планка недопустимого?

— Да, раньше был консенсус, что применение ядерного оружия неприемлемо, а сегодня уже можно это обсуждать. И может произойти какой-то инцидент, после которого контроль будет утерян.

Вот, например, недавно мы узнали, что Балтийское море теперь является зоной жизненных интересов США. Там пролетел наш самолет рядом с их кораблем, это угроза для США. Это мне напоминает эпизод Крымской войны, когда два английских фрегата обстреливали Соловецкий монастырь, выпустили 8 тысяч снарядов. И потом их капитан писал, что был вынужден открыть огонь по русской крепости, которая своими агрессивными действиями вынудила его защищать честь британского флага. Оказалось, что Белое море и Соловецкий монастырь находятся в сфере интересов Британии. И угрозу Англии представляет крепость, построенная при Иване Грозном.

— И что делать России, чтобы предотвратить такое развитие событий?

— Мы пришли за четверть века к тому, от чего и уходили. Мы жили в 70-80-е с ужасом войны, потом это кончилось, а сейчас снова началось. И может быть, это к лучшему, потому что только общий ужас перед новой войной способен ее остановить. А пока кто-то думает, что потери будут приемлемы, это создает шанс для того, чтобы она началась.