Роман Сенчин: меня интересует человек и его место в мире
Медиа-клуб «Формат А3» порадовал проживающих в Литве почитателей русской литературы встречей с ярким и самобытным российским писателем Романом Сенчиным. Корреспондент «Обзора» побеседовал с гостем, задавая порой не очень политкорректные вопросы.
- Говорят, Вы привезли радостную весть: русская литература жива! Какие же признаки этого? Разве будущее русской литературы не её прошлое?
Литература снова отвечает на извечные вопросы жизни, становится той частью духовного мира человека, где он может найти что-то близкое для себя. В литературу возвращается реализм, обогащённый постсоветским опытом. Он показывает жизнь без фантазёрства, дисгaрмонии и преломлений. Конечно, всё идёт не просто. Реализм развивается с сильными элементами фантастики, что, на мой взгляд, сильно мешает восприятию действительности.
- Что бы Вы посоветовали читать тем, кто интересуется современной русской литературой?
Боюсь показаться пристрастным, но как читатель я обращаю внимание на произведения своих сверстников, тех, кто пришёл в литературу пятнадцать-двадцать лет назад и успел сказать своё слово. Это Захар Прилепин, Дмитрий Новиков, Михаил Тарковский, Ирина Мамaева. Это люди, живущие в глубинке России, живущие Россией, её болью и радостями. Из москвичей мне интересен Сергей Шаргунов, снискавший известность не только как писатель, но и как политик, публицист, интересный телеведущий.
- Улицкая, Дашкова, Толстая, Акунин и им подобные - тоже современная русская литература?
Раз они пишут по-русски – значит, в русской литературе, точнее, в русскоязычной. И они наиболее раскручены и потому постоянно выделяются, находятся на гребне продаж и дискуссий. И я не знаю, чем это можно объяснить… Возможно, главную роль играет реклама, бесконечные поездки по миру, множество встреч. Да и место жительства ряда этих литераторов - за рубежoм. Акунин живёт во Франции, Рубина в Израиле. Россия – это заработок.
- Вам не хочется вымыть руки после того, как берёте их книги?
Мне хочется им достойно ответить в литературе, ответить на их произведения своими.
- Светлана Алексиевич тоже пишет на русском языке, а присуждение ей Нобелевской премии по литературе встречено прохладно. Высшая литературная премия современного мира писательнице, пишущей на русском языке, не делает чести русскому языку?
Присуждение встречено по-разному: кто-то одобряет, кто-то сильно негодует. Однако надо иметь в виду, что это журналистика. Она собирает монологи людей, а потом их компилирует. И компилирует зачастую односторонне. Вот её последняя книга «Время секонд- хэнд». Её герои - люди не очень образованные, не очень далёкие, а та часть, которая представлена как интеллигенция, говорит о советском прошлом в исключительно негативном ключе. Присуждение Алексиевич Нобелевской премии встречено с недоумением – это не совсем литература. Это – документ времени, но это не литература, как мы её понимаем.
- Писательская тусовка – это «споры» о постмодернизме и постгуманизме, постчеловеке и аксиомодерне… Алексиевич - из белорусской глубинки, берёт допотопный диктофон и идёт от человека к человеку… И написанное ею интересно миру. Может, последовать этому примеру?
У неё есть подражатели, поклонники. Да и жанр был известен давно – человеческий документ в литературной оправе, но это не заменитель художественных произведений. Конечно, литература меняется. И сегодня писать в формате Достоевского или Толстого – занятие вчерашнего дня. Попытки есть, но чаще всего они заканчиваются неудачей. Литературе нужны новые формы, но это художественные формы, а не журналистские. Она не в состоянии оставить в человеке такой след, как художественное произведение.
Я читал многие книги Алексиевич, а их персонажи запомнились очень неглубоко. Осталось лишь несколько историй, рассказанных героинями из книги «У войны не женское лицо», а всё остальное сливается в такой фон, который не запоминается. Художественную литературу ещё долго никто и ничто не заменит.
- Ваша встреча с литовскими читателями была заявлена весьма внушительно – «Вечные вопросы жизни». Что же можно включить в их перечень?
Так глубоко вопросами я не задаюсь. Я занимаюсь тем, что описываю те реалии, которые наблюдаю. Меня больше интересуют социальные вопросы, место человека в этом мире. В России много людей, которые чувствуют себя лишними. Им даже дают понять, что они обуза для общества и государства. В последние два года в России наблюдается подъём общественной энергии и интереса. Однако, если не будет вовлечения людей в большое общее дело, тогда снова начнётся и душевный, и общественный спад.
- В условиях дикого расслоения россиян есть надежда объединить тех, кто копается на помойке, с теми, кто покупает яхты за сотни миллионов долларов?
Такая задача, несомненно, стоит перед обществом и государством. Необходимо выработать соответствующий план.
- Политика и литература совместимы?
Вспомним протопопа Аввакума – одного из первых наших писателей. Он посвятил своё «Житие» разногласиям с Никоном и тогдашним государем. И литература и дальше так пошла - Радищев, Толстой и другие наши корифеи.
- Развал Советского Союза привёл к сужению литературного пространства. Это сказывается на творческом процессе?
Мы преодолели период отчуждения и успешно возвращаемся к творчеству писателей народов России и ближнего зарубежья. Стало больше издаваться переводных книг. Возьмите хотя бы журнал «Дружба народов» - он снова на подъёме и в центре внимания читателей. Главное – найти время, чтобы почитать книги, изданные на языках народов России и ближнего зарубежья, разобраться во всём этом многообразии.
Мне кажется, что следует выделить литературу среднеазиатских народов. Они пишут жёстко, красочно и правдиво, показывают, во что превращается Средняя Азия.
- Существует устойчивое мнение о серости нашего времени: ни великих людей, ни великих произведений, ни, тем более, великих идей… Эпоха лавочников не может дать великих идеалов?
Советское время многие ругают, но оно дало великую культуру – песенную, литературную. Очевидно, у людей был великий подъём, творили на созидание. Сейчас же созидательных произведений очень-очень мало, а творческие удачи среди них ничтожны. Творят на потребу дня и прилавка.
- В России есть великая идея?
Мне кажется, её ещё ищут. А когда найдут – тогда и начнётся настоящий расцвет творчества. По историческим меркам в России ещё идёт переходный период, но он когда-нибудь закончится, и всё станет на свои места, многие идеи нашей истории будут возникать и жить.
- Какое отношение российского государства к литературе и литераторам?
Слава Богу, терпимое. Может быть, оттого, что она не играет такой роли, как телевидение и кино. Литература живёт более свободно.
У меня вышла книга «Зона затопления», достаточно критичная, однако не было ни одной правки цензурного типа. Книге дали одну из престижных премий – «Большую книгу», хотя в состав жюри входят и бизнесмены, и государственные чиновники.
Государство выделяет гранты большинству толстых журналов, пусть и маленькие, но всё-таки выделяет; издаётся немало книг за средства различных грантов, госпрограмм.
- Предметом насмешек является то, что писатели не значатся в госреестре профессий, отнесены к ведомству… министерства связи, вкупе с почтовыми ящикам и киосками.
…ну, всё! Пошутили и забыли. Там есть «Роспечать», которая не вмешивается в писательские дела, но успешно ведает финансовыми проблемами, и это важнее.
- Традиционный вопрос: над чем сейчас работаете, что ждать читателю?
После «Зоны затопления» надо было сменить жанр – работаю над повестью, рассказами о современной жизни. Надеюсь порадовать читателей произведениями о человеке XXI века, его жизни, победах и огорчениях.
- Чья литературная судьба и творческий метод - пример для Вас?
У литераторов редко бывает счастливая судьба… Я себя, немножко, ориентирую под Леонида Андреева. Он мне творчески наиболее близок.
- Спасибо за беседу! Пусть Ваша человеческая судьба будет более счастливой, чем у Леонида Андреева!