Илона Мураускене, «Мы сидим на подоконнике»

Литовская общественная организация «Мелодия жизни» минувшей весной к Международному дню защиты детей объявила международный литературно-творческий конкурс «Счастливая Планета – Детство!».

«Обзор» продолжает публикацию наиболее интересных работ, присланных в рамках конкурса.

Мы сидим на подоконнике спинами, не дышим почти, переговариваемся шёпотом, как в детстве, будто боимся разбудить кого-то. Слушаем, как позвякивает колокольчик на колпаке, когда ты поворачиваешь голову к окну и смотришь на улицу.

Ты зажмуриваешься, и я зажмуриваюсь вместе с тобой. Как когда-то. Очень давно, когда мама подарила мне тебя, кошку-копилку. Глиняную кошку с разноцветными полосами по спине.

Кошка-копилка смотрела на меня с подоконника большими жёлтыми глазами и позвякивала первыми монетами.

Иногда я поворачивала её к окну, за которым шумела улица. Кошка настороженно оглядывала весёлых прохожих, суетящихся у городской ëлки, а потом потягивалась, сворачивалась в клубок и засыпала мгновенно, смешно укрываясь глиняным хвостом.

• Вот увидишь, — говорила я, садясь рядом. — Скоро дед принесет ëлку! Новый год же! Мы с бабушкой будем её украшать. Ты видела ëлку?

Дед привозил ëлку на санях.

Вносил в зал большую, снежную ещё.

А мы с бабушкой наконец-то доставали с антресолей заветные коробки с игрушками.

А потом пили чай.

Бабушка доставала из буфета свои лучшие фарфоровые чашки с мадоннами и заваривала большой чайник.

Кошка чинно садилась мне на колени и тоже получала блюдце с вкуснейшим праздничным пирогом.

— Скоро мама приедет, — шептала я. — Бабушка всегда пирог к её приезду печёт.

Мне даже казалось, что мама вот-вот войдёт в сени, хлопнет дверью, отряхнет снег с сапог.

— Просто она опаздывает, — оправдывалась я. — Мама опаздывает, потому что у неë много работы.

Кошка понимающе жмётся ко мне, трётся лбом о мою шерстяную кофту.

Уже засыпая, я услышала, как в дверь постучали.

— Мама, наверное, — обернулась к кошке на подоконнике. — Не опоздала.

Дед, кряхтя, слез с кровати и пошёл в сени отпирать. За ним поднялась бабушка. Я видела сквозь щель, как она шаркает тапочками и набрасывает на плечи платок.

— Нам звонят, — почему-то хрипло сказал дед, не заходя в комнату. — Пойду к соседке!

Я заглянула в окно и увидела, как дед бежит по снегу.

Как же плохо, что у нас нет телефона!

Сердце забилось. Кошка глянула на меня с тревогой. Мы упёрлись лбами в холодное морозное стекло. Причудливые узоры — ветки, мосты, сугробы, а где-то за ними мама. Дует на озябшие руки, отряхивает снег с шапки и пальто.

Дед вернулся один. Бабушка стояла на крыльце, смотрела пытливо, куталась в сползавший с плеч платок.

— Что? — спросила. – Что?

Спрашивала много раз, падала, поскользнувшись, а дед подхватывал её и прижимал к себе, но она все равно падала, выскальзывала из его рук, оседая прямо в снег.

• Мама умерла, - поняла я сразу и мгновенно.

Мне кажется, я услышала это или почувствовала. Ощутила, как холодные пальцы-щупальца коснулись моего лица и губ.

Я взобралась на подоконник, всматриваясь в причудливые морозные узоры.

А кошка упала. Спрыгнула на пол почти неслышно. Оглянулась, глянув огромными глазами-блюдцами. Рассыпалась, звякнув своими первыми монетами. А я неуклюже наступила на них босой ногой.

Илона МУРАУСКЕНЕ,

учитель,

Лаворишкская гимназия Вильнюсского района