"Академик" (Окончание)

Рассказывают, что…

• Говорят, что А.Н.Колмогоров очень гордился выведенной им формулой, описывающей женскую логику: "Если из А следует В, и В приятно, то А истинно".

• Лузин в те годы был столь яркой фигурой, что к нему, как в воронку, стекались все дарования в области математики. На базе своего семинара с 1916 по 1922 год он создал научную школу, которая к середине 30-х годов стала самой выдающейся в мире. Великая немецкая школа, во главе которой стоял Гильберт, была разгромлена фашизмом; великая французская школа, в которой творил в первом десятилетии века Пуанкаре, переживала смену поколений; американская школа только формировалась; и вот на авансцену мировой науки вышла московская математическая школа, состоявшая из учеников Н. Н. Лузина.

• Н.Н.Лузин писал в письме Колмогорову: "Теперь совсем о другом: приближается время выборов в Академию. Было бы абсолютной несправедливостью, если бы они протекали без Павла Сергеевича. Его работы, отзвуки которых всюду в мировой литературе, его прекрасные зрелые годы –– полнота зрелости, разума –– и он сам, интереснейший муж, –– все это заставляет видеть в нем достойнейшего кандидата, польза активности которого для Академии неоценима. Мое убеждение в этом отношении сделано, и при случае Вы мне укажете для этого наиболее целесообразные действия. Глубочайше уважающий Вас Н. H. Лузин".

Но на выборах же в 1946 году, по словам Л.С.Понтрягина, Лузин сказал речь примерно следующего содержания: «Если мы хотим выбрать выдающегося математика и прикладника, то должны голосовать за Петровского, если мы хотим выбрать выдающегося теоретика, то должны голосовать за Чеботарёва, ну а если мы интересуемся философом, то можем выбрать Александрова».

Встретив после этого Лузина, Колмогоров стал упрекать его в обмане, что тот не поддержал Александрова. Понтрягин пишет, что Лузин сказал Александрову: «Голубчик, успокойтесь, не волнуйтесь, вам надо обратиться к врачу» и начал похлопывать его не то по плечу, не то по руке. Колмогоров, разозлившись, сказал в ответ: «Что же вы хотите, чтобы я вам в физиономию плюнул или по морде дал!», на что Лузин продолжил уговоры обратиться к врачу. После этого Колмогоров ударил Лузина по лицу. Присутствовавшие при инциденте решили оставить случившееся в тайне. Однако, Лузин надел повязку и пожаловался президенту Академии наук. По распоряжению последнего Колмогоров на три месяца был переведен из заведующего отделом в старшие научные сотрудники.

В академики П.С.Александров был избран только после смерти Н.Н.Лузина в 1953 году.

А вот как описывает эти же события академик Сергей Петрович Новиков, который знал об инциденте от своего отца академика Петра Новикова и других математиков. Он пишет в своих воспоминаниях, что Колмогоров договорился с Лузиным, о том, чтобы в Академию наук провести П. С. Александрова, а в члены-корреспонденты — П. Новикова (отца Сергея Новикова). На отборочной комиссии отделения физико-математических наук Лузин выступил, нарушая предыдущие договоренности с речью: «Первый кандидат, важный для приложений — Петровский. Александров с ним сравниться не может». Далее, согласно мемуарам Сергея Новикова, после выборов Колмогоров подошел к Лузину и сказал: «Вы поступили непорядочно». Лузин ему ответил: «Я не могу терпеть оскорбления от женщины». Сергей Новиков упоминает, что об этом ему рассказал Людвиг Фаддеев, со слов его отца, Д. К. Фаддеева. После слов Лузина Колмогоров потерял контроль над собой, завизжал и дал Лузину пощечину.

В воспоминаниях Новикова со ссылкой на неназванное лицо и со ссылкой на переданные ему от Семёна Кутателадзе воспоминания Л.В.Канторовича упоминается гомосексуальный подтекст произошедшего (то есть Лузин мог намекать, что Колмогоров гомосексуалист). Был ли Колмогоров действительно гомосексуалистом, или его только обвиняли в этом, из мемуаров неясно. Новиков говорит, что тема гомосексуализма для Понтрягина, а также родителей Новикова была табу, и от них, соответственно, он никаких сведений о гомосексуальной подоплеке инцидента не получил.

Стоит отметить, что ни Д. К. Фаддеев, ни Л. В. Канторович не состояли в 1946 году в Академии наук, в отличие от Л. С. Понтрягина. С. П. Новиков утверждает, что без «гомосексуальной составляющей…Колмогоров никого бы не ударил — он был сдержан». Между тем, ученик Колмогорова В. М. Тихомиров отмечает: «Надо сказать, что в характере Колмогорова была одна болезненная особенность: иногда он терял власть над собой». Об этом писал и В. И. Арнольд, другой ученик Колмогорова: «Андрей Николаевич никогда не был слишком добронравным и не без гордости рассказывал о своей драке с милицией на Ярославском вокзале».

Сергей Новиков пишет, что президент Академии наук СССР Сергей Вавилов сказал Колмогорову: «Вы первый академик после Ломоносова, который занимается мордобитием», а Колмогоров уплатил штраф.

Сергей Новиков упоминает, что выборы ряда академиков во время и после войны СССР с Германией проходили под контролем Лаврентия Берии, который курировал атомный и ракетный проекты СССР, и он высказывает предположение, что именно Берия мог предложить Лузину поддержать нужных ему в качестве академиков Лаврентьева и Петровского, которых в итоге и выбрали. Также Сергей Новиков говорит, что инцидент стал предметом народного творчества и обрастает неправдоподобными слухами и подробностями. Он предполагает, что именно Колмогоров и Александров участвовали в организации письма в «Правде», с которого началось «дело Лузина» в 1936 году, а причиной их конфликта с Лузиным стала ревность Лузина к Колмогорову, с которым Александров стал близок.

Рассказы, переданные в воспоминаниях Понтрягина и Новикова, не подкреплены документами.

• Академик В.И.Арнольд, выдающийся ученик Колмогорова, вспоминал: "Его лекции студентам и школьникам трудно было понимать не только из-за того, что ни одна фраза не заканчивалась, а половина не имела либо подлежащего, либо сказуемого. Ещё хуже то, что (как Андрей Николаевич мне объяснял, когда я начинал читать лекции студентам), по его глубокому убеждению, "студентам совершенно всё равно, что им говорят на лекциях: они только выучивают к экзамену наизусть ответы на несколько наиболее часто встречающихся экзаменационных вопросов, совершенно ничего не понимая".

Эти слова свидетельствуют о вполне правильном понимании Колмогоровым ситуации: с его лекциями происходило, для большинства студентов, именно то, что он описал. Зато те, кто хотел понять суть дела, могли при желании узнать из них гораздо больше, чем из стандартных дедукций вроде "x больше y, поэтому y меньше, чем x". Именно основные идеи и тайные пружины, скрываемые за "вспомогательными функциями от восемнадцати переменных", старался он сделать понятными, а вывод формальных следствий из этих основных идей он охотно оставлял слушателям. Особенно затрудняло то, что Колмогоров во время своих лекций думал, и это было заметно слушателям.

Меня всегда поражало в Андрее Николаевиче благородное его желание видеть в каждом собеседнике, по меньшей мере, равный себе интеллект (из-за чего его и было так трудно понимать).

… Дикция Андрея Николаевича, действительно, была нелёгкой для восприятия; я, однако, чаще догадывался, что он хотел сказать, чем разбирал произнесённые им полуслова, так что мне эта дикция не мешала.

… Для Андрея Николаевича Колмогорова была характерна беззлобность по отношению к явно бессовестным оппонентам. Например, он утверждал, что Т.Д.Лысенко - добросовестно заблуждающийся невежда, и садился за его стол в столовой Академии наук (откуда другие, начиная с печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ 1948 года, старались пересесть за другие столы).

… Ньютон, Эйлер, Гаусс, Пуанкаре, Колмогоров – всего пять жизней отделяют нас от истоков нашей науки.

… «Когда-нибудь я Вам всё объясню», — говорил мне Андрей Николаевич, совершая какой-либо противоречащий своим принципам поступок. Давление на Андрея Николаевича оказывал, по-видимому, некий злой гений, влияние которого было огромным (роль передающего давление звена исполняли известные математики). Андрей Николаевич немного не дожил до того времени, когда об этих вещах стало можно говорить, и, как почти все пережившие тридцатые и сороковые годы люди его поколения, боялся «их» до последнего дня. Не надо забывать, что для профессоров того времени не сообщить куда следует о крамольных речах студента или аспиранта нередко означало быть завтра же обвинённом в сочувствии крамольным идеям (в доносе этого же студента или аспиранта-провокатора).

… о Сталине он (следуя старому принципу говорить о покойниках только хорошее) всегда отзывался с благодарностью: «Во-первых, он подарил каждому академику по одеялу в тяжёлый военный год, а во-вторых, простил моё рукоприкладство в Академии, сказавши "и у нас такое бывает"». Впрочем, и о Лысенко, попавшем в опалу, Андрей Николаевич старался говорить хорошее, утверждая, что тот искренне заблуждался по невежеству (пока Лысенко был у власти, отношение Андрея Николаевича к этому «борцу со случайностью в науке» было совсем другим).

... Андрей Николаевич говорил, что никогда не мог с полным напряжением интенсивно думать о математической проблеме более двух недель. И считал, что любое разовое открытие можно изложить на четырёх страницах заметки в «Докладах», «потому что человеческий мозг не способен разом создать что-либо более сложное». Живой интерес к предмету своих занятий сохранялся у Андрея Николаевича, по его словам, только до тех пор, пока было неясно, в какую сторону вопрос решается («как будто идёшь по острию бритвы»). Как только ситуация прояснялась, Андрей Николаевич старался как можно быстрее отделаться от писания доказательств и начинал искать, какому бы подмастерью отдать всю область. В такие моменты следовало держаться от него подальше.

... Андрей Николаевич мечтал после шестидесяти лет пойти в бакенщики и задолго пытался подобрать себе подходящий участок на Волге. Но когда подошло время, бакенщики уже перешли с гребных лодок на ненавистные Андрею Николаевичу моторки, и проект пришлось оставить. Так Андрей Николаевич решил вернуться к профессии школьного учителя, с которой он когда-то начинал.

... Сам Андрей Николаевич был замечательным деканом. Он говорил, что надо прощать талантливым людям их талантливость, и спас не одного из известных сейчас математиков от исключения из университета. Снимая буйного студента со стипендии, этот декан сам же тайком помогал ему пережить трудное время. Уровня, которого достиг тогда факультет, он более никогда не достигал и вряд ли когда достигнет.

... От других известных мне профессоров Андрея Николаевича отличало полное уважение к личности студента, от которого он всегда ожидал услышать что-то новое и неожиданное.

... Более чем своими математическими достижениями Андрей Николаевич гордился достижениями спортивными. «В 1939 году, — рассказывал он, — уже будучи академиком-секретарём, я решил испытать, сколько смогу проплавать в ледяной воде Клязьмы, — и вернулся на лыжах в Комаровку со столь высокой температурой, что в больнице на улице Грановского (где полагалось лечиться академику-секретарю) опасались за мою жизнь. Так я понял, что мои возможности ограничены. Но вот уже семидесятилетним побежал я в начале зимы из университета купаться на Москву-реку, к Нескучному саду. Набережная так обледенела, что вылезти было невозможно, а рядом никого не было. Я искал место, чтобы вылезти, дольше, чем тогда на Клязьме, еле вылез — и не болел нисколько»".

… Андрей Николаевич, будучи деканом, всегда говорил: «нужно уметь прощать талантливым людям их талантливость (хоть это нам и трудно)».

И он спас от исключения из МГУ немало талантливых студентов (вплоть до уровня академиков).

Одного, например, хотели исключить за игру в карты в общежитии (он же, впрочем, «не выпускался за границу за то, что облевал милиционера») - Колмогоров же сослался на открытые им теоремы.

Другого студента хотели исключить за то, что он напал на комсомольский патруль, проверявший (в общежитии), кто с кем спит. А у этого студента (ученика Колмогорова Толи Карацубы, родом из Грозного) ночевал в это время навещавший его брат – хорошо, что альпинист Толя, взявший впоследствии 3 семитысячника на Памире, не пустил тогда в ход свой ледоруб, так что патруль остался в живых. Спасти Толю от снятия со стипендии не удалось – но Андрей Николаевич из своих личных денег платил ему тогда сумму большую, чем отнятая стипендия, и Толя благополучно окончил мехмат (став впоследствии заведующим отделом Теории чисел Математического института имени

В.А. Стеклова Российской Академии Наук - он скончался 28 сентября 2008 года).

• Колмогоров был в гостях у Р.Куранта, показывал ему свою работу. Когда он задумался над заданным вопросом, Курант сказал: "Вы подумайте, а я посплю 10 минут". Лёг на диван, сразу уснул и через 10 минут сам проснулся.

• Осенью 1941 года, когда Колмогоров возвращался из Москвы в Комаровку, его задержал патруль как диверсанта. Документов при нём не было, но зато были книги и оттиски с непонятными знаками и не на русском языке. Вдобавок его произношение и характер речи показались подозрительными. На следующее утро его возили на опознание в Президиум АН СССР и только тогда отпустили.

А вот другая версия этого события. Душным летним вечером он в белом полотняном костюме и с рюкзаком за спиной сошел с пригородного поезда на станции Тарасовка Северной железной дороги и двинулся пешком к своему дому в Комаровке. Вскоре его остановил патруль, посчитавший, что белое пятно может служить хорошим ориентиром для вражеских самолетов. Андрей Николаевич послушно снял костюм, сложил его в рюкзак и пошел дальше в трусах. Конечно, следующий же патруль задержал его как возможного диверсанта-парашютиста.

• На должности академика-секретаря Колмогоров произвёл переполох в Симеизской астрономической обсерватории, когда обнаружилось, что человек, спустившийся с гор с рюкзаком и в шортах, –– академик-секретарь Отделения физико-математических наук, явившийся отчасти их инспектировать.

А уже в послевоенные годы Колмогоров шёл с рюкзаком от подмосковной станции Тарасовка в Комаровку лесом, и по дороге, в этом лесу, его ограбили. Грабителей вскоре поймали. Они, говорят, сильно удивились, узнав, что ограбленный –– академик. Более того, они были возмущены, считая ситуацию нечестной: академик должен выглядеть и вести себя, как академик, и тогда бы –– с полной искренностью заверяли грабители –– им бы и в голову не пришло его грабить. Андрею же Николаевичу нравилось, что он не выглядел академиком. Когда его спросили, вернули ли ему похищенное, он ответил, что ремешок от часов вернули, а часы – нет.

• Профессор Кандель был слегка ошарашен, услышав на стандартный вопрос врача пациенту "Что вас беспокоит?" ответ: "Я стал испытывать затруднения при плавании на спине". И когда у Андрея Николаевича ухудшилось зрение, его поначалу больше всего волновало, что он не видит лыжню.

• Э.Бальцан –– это итальянский журналист и издатель и что международный Фонд Бальцана создан в 1956 г. в его память. Премии Фонда Бальцана были установлены в 1961 г. с целью получить возможность отметить достижения в тех областях, в которых не присуждаются Нобелевские премии. Поэтому и была сделана попытка учредить не менее престижные премии, способные покрыть те сферы, которые не охвачены Нобелевскими премиями: музыку «вместо» литературы; математику «вместо» физики и «вместо» химии; биологию «вместо» медицины (включающей и физиологию); историю. Именно эти области наук и искусств были избраны для первого присуждения премий.

Так возникли так называемые Бальцановские премии, а точнее –– премии Фонда Бальцана (Fondazione Internationale Balzan). Были приняты специальные меры, чтобы Бальцановские премии воспринимались в общественном сознании на том же высоком уровне, что и Нобелевские; если Нобелевские премии в области наук и литературы вручает король Швеции, то Бальцановские премии должен был вручать президент Итальянской республики; в денежном отношении Бальцановские премии были даже выше Нобелевских. Присуждение Бальцановской премии Колмогорову практически означало признание его первым математиком мира.

Папе римскому премия вручалась «на дому» (в Ватикане), остальные были приглашены к президенту республики. Однако Папа пожелал проявить солидарность со своими солауреатами и почтить своим присутствием церемонию вручения им премий. Поведение Папы вызывает восхищение: за своей премией он не поехал, но на церемонию вручения премий другим –– поехал. Однако это обстоятельство едва не лишило Колмогорова возможности присутствовать на церемонии. Папа объявил, что поедет во дворец президента Италии. Оказалось, что это первый визит Папы к главе итальянского государства за сколько-то там лет. Поэтому Рим жил этим событием. Улицы были запружены народом. За Колмогоровым, как и за другими лауреатами, президентом был послан парадный автомобиль. Но Колмогоров от него отказался –– сказал, что хорошо знает Рим, особенно любит утренний Рим и предпочитает дойти от своего отеля пешком, совместив визит к президенту с прогулкой. (Это всё очень по-колмогоровски!) Когда Колмогоров приблизился к президентскому дворцу, он обнаружил, что дворец оцеплен. Охрана была чрезвычайной –– ведь во дворце должен быть Папа. Колмогорову вежливо, но твёрдо объяснили, что приблизиться к дворцу нельзя, поскольку там Его Превосходительство, в присутствии Его Святейшества, будет вручать премии Весьма Достопочтенным Господам из разных стран. Убедить охрану, что говорящий и есть один из тех господ, оказалось почти невозможным: Достопочтенные Господа не ходят пешком, а с почётом прибывают на президентском автомобиле. С большим трудом Колмогорову удалось уговорить стражника вызвать какого-то начальника, того –– ещё более высокого начальника, и, наконец, его всё-таки впустили. Как рассказывал Андрей Николаевич, после церемонии он имел краткую беседу с Папой (язык беседы –– французский, тема –– всеобщее стремление к миру на Земле).

• В 1977 году Вторая Международная конференция по теории вероятностей проводилась в Вильнюсе Участников разместили в гостинице "Драугисте". Колмогоров купался в Нерис возле гостиницы. Узнав об этом, вице-президент АН ЛССР В.А.Статулявичус очень деликатно стал его уговаривать не делать этого: река к этому месту уже успевала протечь через весь город. А гостей переместили в другое место, где был поблизости пляж.

• А.М.Яглом вспоминал: "Рассказывая о Колмогорове, вероятно, следует также отметить, что в разговорах с ним было одно табу – политические темы. Время моего знакомства с А.Н. пришлось в значительной мере на сталинскую эпоху, когда учёные (да и все вообще) подвергались неимоверному идеологическому давлению. Я уже говорил, что когда понадобилось помочь В.А. Рохлину освободиться из концлагеря, Колмогоров принял в этих хлопотах деятельное участие. Я знаю также, что он систематически давал деньги некоторым семьям, где кормильцы были

арестованы по политическим мотивам. Однако при этом он не позволял своим собеседникам высказываться критически по отношению к коммунистической партии и советскому государству, а свои действия как учёного и руководителя научных коллективов старался согласовывать с официальными требованиями политического руководства, чтобы исключить возможность придирок, могущих помешать нормальной работе его и его сотрудников."

• В одной из комнат комаровского дома стояла когда-то чёрная доска для писания мелом. Буквально полдоски много лет (не меньше пятнадцати)

занимала английская фраза, написанная рукою Колмогорова. В конце концов, её кто-то стёр, но следы мела можно было явственно разобрать и годы спустя. Вот эта фраза: «Men are cruel but Man is kind». Что в переводе значит: «Люди жестоки, но Человек добр».

• В.А.Успенский вспоминал: "12 февраля 1974 г. арестовали и на следующий же день выслали Солженицына. Теперь требовалось всенародное одобрение этого действия властей. 15 февраля 1974 г. на 3-й странице газеты «Правда» было опубликовано письмо за двумя подписями: «П. Александров. Академик, Герой Социалистического Труда», «А. Колмогоров. Академик, Герой Социалистического Труда». В письме выражалось «глубокое удовлетворение» в связи с «выдворением» Солженицына. Признанное величие Колмогорова делало негативную реакцию на эту публикацию особенно острой. У всех достаточно близко знавших Колмогорова стиль публикации не оставлял сомнений, что он не является её автором. Вполне возможно, что он и не подписывал письма –– в буквальном, физическом смысле слова «подписывать». По поводу возникновения этого текста ходили тогда различные слухи –– в частности, что участвовать в письме уговорил Андрея Николаевича его ближайший друг (известный своей сверхосторожностью). Подлинная же история письма, надо полагать, так навсегда и останется скрытой.

Бесспорно, однако, что никаких высказываний, дезавуирующих письмо, Колмогоров не делал. Считаю это событие трагическим фактом в биографии Колмогорова. И трагическим фактом в истории России. Выше я уже соглашался с точкой зрения, что гений не подлежит мирскому суду. Но это тогда, когда он действует в качестве гения. В данном же случае Колмогоров, на мой взгляд, действовал в качестве простого смертного. И потому подлежит мирскому суду. Но –– не моему.

… Впервые я оказался в физико-математической школа-интернат № 18 при МГУ (школе имени Колмогорова – прим. В.М.) в четверг 20 февраля 1964 г. Отдельные моменты этого моего посещения ярко врезались мне в память. Прежде всего, незабываемо само созерцание великого учёного, боком входящего в девятый, помнится, класс с классным журналом под мышкой. На последовавшей затем перемене великий учёный выслушал два сообщения. Первое от завуча: приближается конец четверти, а у него чуть ли ни половина класса не аттестована; Колмогоров характерным для него жестом вскинул руки и сказал: "Ах, батюшки!" – полностью признав свою вину. Второе от завхоза: назначен сбор металлолома, и потому следующее его занятие откладывается, пока металлолом не будет собран; Колмогоров терпеливо стал ждать начала своего занятия и не протестовал против внезапно возникшего «окна».

… Колмогоров как бы считал, что мир населён Колмогоровыми. Поэтому его лекции для школьников были доступны (не по терминам и понятиям, а по логике рассуждений) скорее старшекурсникам, чем школьникам (и с интересом первыми воспринимались). Его лекции для аспирантов с интересом и пользой для себя слушали доктора наук, доклады же для докторов не понимал никто, кроме докладчика. Разумеется, в сказанном много преувеличения, это скорее пересказ расхожего мнения, чем констатация факта. Однако расхожее мнение не было лишено оснований.

… На лекции в обществе "Знание", говоря о математических способностях, Колмогоров объявил, что для занятий математикой на не слишком высоком уровне – во всяком случае, на уровне, достаточном для обучения на мехмате – не требуется никакой специальной одарённости, что это доступно всякому нормальному человеку, но что, конечно, некоторые элементарные способности всё же надо иметь, в частности, надо обладать тем, что называется пространственным воображением. И каждый в состоянии сам проверить наличие у себя этих простейших необходимых способностей с помощью несложных тестов. Слушателям был предложен один из таких тестов, как раз на наличие пространственного воображения: понять, каким образом при пересечении куба плоскостью может получиться шестиугольник. Это не очень сложно, сказал Колмогоров, и каждый претендующий на то, чтобы выбрать математику своей профессией, должен уметь представить себе соответствующий чертёж. А уж кто не умеет, тому разумно поискать другую профессию. Тут Колмогоров дал всем минуты три для самостоятельных попыток, после чего нарисовал на доске куб и стал пересекать его плоскостью. Как он ни старался, шестиугольник у него не получался. Он слегка разозлился, стёр куб и перешёл к следующей теме".

• В приветствии А. Н. Колмогорову в связи с его 75-летием Отделение математики АН СССР, Московское математическое общество и журнал “Успехи математических наук” выразились коротко: “Ваши фундаментальные исследования определили лицо многих областей математики ХХ века”.

• А. М. Абрамов (окончил ФМШ №18 при МГУ в 1964 г.) рассказывал: “Однажды Андрей Николаевич заметил, что, по его мнению, каждый человек, начиная с определенного момента, продолжает оставаться в том возрасте, для которого наиболее характерно свойственное этому человеку мироощущение. На прямой вопрос: “А вам сколько лет, Андрей Николаевич?” он ответил: “Четырнадцать”.

• Когда Колмогорову исполнилось 40, а это было в 1943 году, он составил себе «конкретный план того, как сделаться великим человеком». План он предварил такими словами: «Посвящается мне самому, к моему восьмидесятилетию, с пожеланием сохранить к этому времени достаточно смысла хотя бы для того, чтобы понимать писания себя самого, сорокалетнего, и судить их с сочувствием, но и со строгостью».

В плане Колмогорова особенно замечателен последний период: с 1974 по 1983 гг. он планировал понять, как человек думает, то есть написать историю форм человеческой мысли. Кроме того, в этот период Колмогоров планировал издать «Математические развлечения» и написать воспоминания о своей жизни. Ничего из этого он не сделал. Зато все остальные пункты плана были выполнены.

• Академик И.Р. Шафаревич: «Я могу вам рассказать историю, которую мне поведал И.М. Гельфанд о Колмогорове.

Колмогорова перестали пускать заграницу, и он попытался узнать, в чём дело. В ЦК КПСС работал его ученик Монин, который потом стал академиком. Сейчас он уже, кажется, умер (примечание: академик РАН Андрей Сергеевич Монин скончался в 2007 году), а тогда он писал докторскую диссертацию, и ему были очень важны хорошие отношения с Колмогоровым. Вот через Монина Колмогоров и узнал, что во время поездки в Венгрию «Колмогоров вёл себя не соответственно облику советского учёного». Это и есть типичное обвинение в «неполиткорректности». Но Монину до зарезу была нужна дружба с Колмогоровым. Поэтому он продолжал разузнавать, в чём именно заключалось «недостойное советскому учёному поведение» Колмогорова в этой поездке. И выяснил: оказывается, когда там была экскурсия на озеро Балатон, Колмогоров поехал на неё в «коротких брюках» - по-нынешнему «в шортах». Конечно, это смехотворное обвинение Колмогорову вскоре сразу же отпало ...»

• Теория вероятностей — наука о случайном. Систему аксиоматического обоснования этой науки Колмогоров построил в 30-х годах. Во время Великой Отечественной войны он использовал свои знания для решения практических задач: Колмогоров дал определение оптимальной стратегии при стрельбе из артиллерийских орудий. При стрельбе по малым целям необходимо использовать искусственное рассеяние — специально отклоняться от места наиболее вероятного попадания, тогда шансы на попадание повышаются. Фактически при стрельбе одиночными снарядами мы имитируем стрельбу дробью.

• Признание Винера, которое он однажды сделал журналистам: «Вот уже в течение тридцати лет, когда я читаю труды академика Колмогорова, я чувствую, что это и мои мысли. Это всякий раз то, что я и сам хотел сказать».

• В 1954 году на первом послевоенном математическом конгрессе в Амстердаме А.Н.Колмогоров сделал доклад, посвященный одной из величайших проблем астрономии и классической механики – проблеме устойчивости Солнечной системы. Этот вопрос волновал всех исследователей с того самого момента, когда Ньютон вывел уравнения классической механики. В докладе на Амстердамском конгрессе А.Н.Колмогоров рассказал о разработанном им новом методе, который во многих случаях позволял решить рассматриваемую проблему. Метод Колмогорова был усовершенствован его учеником В.Н.Арнольдом и крупным немецким математиком Ю.Мозером и получил название КАМ-теории, которая по праву считается одним из крупнейших достижений математики XX века.