Певец безлюдного пейзажа

К 150-летию Исаака Левитана

Есть в русской культуре даты и юбилеи, которые не просто важно отметить. Вдвойне приятно, когда они связаны с Литвой, а значит, каким-то образом касаются и нас с вами, вне зависимости от того, осознаём ли мы это.

150 лет назад в местечке Кибарты (ныне Кибартай) Ковенского уезда родился гениальный художник – величайший русский пейзажист Исаак Ильич Левитан.

«Один из великих сынов нашего скудного времени»

Так назвали Левитана уже после его безвременной ранней кончины. А у его близкого друга, Антона Павловича Чехова, в пьесе «Вишнёвый сад» есть вполне симпатичный персонаж – конторщик Епиходов, которого остальные герои выразительно именуют «33 несчастья», настолько он невезуч в быту и в целом по жизни. Родившийся в Кибартай 30 августа по новому (16-го по старому) стилю 1860-го года Исаак Левитан, вполне возможно, был одним из его прототипов. Однако несчастная судьба и жизненные невзгоды Левитана превосходили епиходовские раз в десять, если не больше. Но ведь не мы сами выбираем свою колыбель.

О первых десяти годах жизни Исаака Левитана, проведённых в Кибартай, известно немногое. Его отец, мещанин Кейданского общества Ковенской губернии Илья Левитан был сыном раввина, сам учился в раввинском училище, но не оправдал "надежд отцов" и не добился видного положения в еврейской общине. Служа кассиром и контролёром на западных железных дорогах, он переезжал со станции на станцию, куда его переводили по службе. В начале 60-х годов XIX века Илья Левитан оказался в Вержболове – крупной железнодорожной и пограничной станции между тогдашними Российской и Прусской империями. В 1860-м в соседнем местечке Кибарты родился его второй сын Исаак.

Это было странное местечко, которое, как и многие маленькие городки Калининградской области России, по сей день производит впечатление то ли русской Германии, то ли немецкой России. До 1807 г. Кибартай, как и вся Судува, принадлежали Пруссии, затем – России. Бывшая деревенька стала бурно развиваться, когда в 1856-1861 гг. из Вильнюса через Каунас и до самой границы с Пруссией протянули железную дорогу. В 1857 г. в Кибартай выстроили крупнейший в Западной России железнодорожный вокзал со специальными квартирами для царских особ и других важных персон. И хотя в источниках 1870 года упоминается, что в Кибартай того времени было лишь 10 домов с 42 жителями, торговля в этих местах стала расти, появилась таможня и огромные складские помещения – через Кибартай в Германию и другие западные страны экспортировали товары из России и обратно. Уже лет через десять из числа железнодорожных специалистов и служащих здесь сложилась большая немецкая лютеранская община. Самыми состоятельными жителями Кибартай того времени были около сотни русских железнодорожных руководителей. Более тысячи литовцев работали младшими служащими, слугами и ремесленниками.

Старший сын Левитанов Авель тоже с детства выказывал незаурядные художественные способности, реализовывать которые обоим мальчикам по причине крайне бедного существования семьи было очень трудно. Возможно потому, что их отца никак не удовлетворяла скромная судьба мелкого железнодорожного служащего. Он всеми силами старался выбиться "в люди" и сменить профессию. Илья Левитан самостоятельно овладел французским и немецким языками, и когда по заказу русского правительства одна французская компания строила железнодорожный мост через Неман, он был переводчиком на этих работах. В Ковно Левитан начал заниматься и преподаванием языков, но получал за это сущие гроши, на которые семья перебивалась с трудом. В конце концов, в поисках лучшего заработка и подходящей службы в 1870 году Илья Левитан с семьёй перебрался в Москву. Но и здесь ему не повезло. Никакой постоянной должности он так и не получил. Пришлось снова жить уроками, околачивая пороги богатых еврейских домов. Семья ютилась в тесной квартирке на верхнем этаже неприветливого серого коммерческого дома на Солянке. Дети не посещали школу, т.к. отец был не в состоянии платить за неё, обучение было исключительно домашним.

Но вскоре на голову старшего Левитана обрушилась ещё более тяжкая беда: внезапно умерла жена - мать его четверых детей, а через два года после этого одновременно заразились брюшным тифом отец и сын Исаак. Их отвезли в разные больницы, откуда домой вернулся только сын - отец скончался на больничной койке. Вот тогда к Левитанам пришёл настоящий голод. Как выжили малолетние дети, оставленные без всяких средств, по сей день не известно.

В зрелости у Исаака Ильича Левитана были преданные друзья, но даже самым близким из них на все осторожные и неосторожные расспросы о прошлом он отвечал молчанием, хмурясь и печально отводя глаза в сторону. О детских годах всю жизнь не проронил ни слова и куда менее известный, чем его младший брат, художник Авель Ильич Левитан, доживший до глубокой старости. Братья словно сговорились унести в могилу тяжёлые и безотрадные воспоминания. Неизвестно даже имя их матери. Несомненно лишь одно: детство, отрочество и юность Исаака Левитана прошли столь безрадостно, он так много голодал и испытал такую горечь бедности и унижений, что это сказалось на его здоровье и стало причиной тяжёлой болезни сердца и ранней смерти в 40 лет.

«Природа здесь гораздо левитанистее…»

Художественные склонности в Исааке Левитане проснулись рано. Они были и у старшего брата - Авеля. Мальчики рисовали вместе. И когда осенью 1873 года двенадцатилетний Исаак подал прошение и был принят в московскую Школу живописи, ваяния и зодчества на Мясницкой, Авель уже учился там. Исаак пришёл с твёрдым намерением стать пейзажистом, потому что уже чётко осознавал: и в серых кибартайских буднях, и в суровой Москве его спасала только страстная любовь к природе, к её ежегодным волшебным превращениям от зимней спячки, почти что смерти – к радостному весеннему пробуждению и фантастическому летнему и осеннему изобилию запахов, тепла, цвета и света.

С первых шагов учёбы Исаака ждал успех. Он был мало что талантлив, но фантастически трудолюбив, поэтому вскоре начал получать награды за «первые номера по художественным занятиям». Однако это не избавило сироту от голода, скитаний, унижений и беспросветной нужды... За неуплату очередного взноса за занятия Исаака исключили из училища. Но добрые люди и друзья-студенты собрали необходимую сумму и внесли деньги в канцелярию. Левитан вернулся. Вскоре совет преподавателей освободил юношу от платы за обучение. Но ему ещё много раз приходилось тайком прятаться в коридорах училища после окончания занятий, чтобы переночевать на груде старых холстов и подрамников, зато

в тепле, а не под дождём или снегом на скамейке в парке.

Когда Алексей Кондратьевич Саврасов, давно привечавший талантливого подростка, взял его в свою мастерскую, Левитан был несказанно счастлив. Его мечта исполнилась! И в 1877 году в судьбе живописца проглядывает луч солнца – первое участие в выставке и первый заметный успех. Газета «Русские ведомости», отмечая работы Куинджи, Шишкина, Саврасова и других, писала: «Пейзажист Левитан выставил две вещи: «Осень» и «Заросший дворик». Все это написано просто мастерски, во всем проглядывает чувство художника, его бесспорно жизненное впечатление от природы; судя по этим двум картинам, нет сомнения, что задатки г. Левитана весьма недюжинного характера». Господину Левитану тогда едва исполнилось семнадцать. Начало казалось блестящим.

Однако в 1879 году, после выстрела террористов в императора Александра II, вышел указ, запрещавший евреям жить в "исконной русской столице", и полиция выселила Левитана в дачную местность. Он уехал в Салтыковку, откуда ежедневно добирался в Москву на «чугунке». То лето он вспоминал потом как самое трудное в жизни. Левитан был беден, почти нищ. Клетчатый пиджак протёрся вконец. Юноша вырос из него. Руки, измазанные масляной краской, торчали из рукавов. Всё лето Левитан ходил босиком. Разве можно было в таком наряде появляться перед весёлыми дачниками? И Левитан скрывался. Брал лодку, заплывал на ней в тростники на дачном пруду и писал этюды. Он поневоле начал работать на воздухе, привыкая к новому ощущению красок. И это как нельзя лучше развивало идеи Саврасова, призывавшего своих учеников к поиску поэзии и правды в природе.

Годы учения в Училище живописи и ваяния закончились. Левитан показал последнюю, дипломную работу: облачный день, поле, копны сжатого хлеба. Мельком взглянув на картину, Саврасов написал мелом на её изнанке: "Большая серебряная медаль". Но талантливый еврейский мальчик раздражал других преподавателей. Еврей, по их мнению, не должен был касаться русского пейзажа - это было делом русских по крови художников. Кроме того, неприязнь к самому Саврасову - вечно пьяному, задиристому, который вёл себя с учениками, как с равными, а напившись, кричал о бесталанности большинства признанных художников и требовал на холстах воздуха и простора - преподаватели переносили на его любимого ученика Левитана. Выпускную работу сочли недостойной медали. И Левитану выдали диплом не художника, а …учителя чистописания. С этим жалким документом и вышел в жизнь один из тончайших художников своего времени, будущий друг Чехова и непревзойдённый певец русской природы.

Кстати, именно Антон Павлович Чехов в своих письмах не только часто упоминал о внешней красоте Левитана ("Я приеду к вам, красивый, как Левитан" или "Он был томный, как Левитан"), но и сделал его имя критерием особой прелести русского пейзажа, придумав слово "левитанистый" и метко его употребляя. "Природа здесь гораздо левитанистее, чем у вас", - писал он одному из адресатов. Даже картины самого Левитана у Чехова различались - некоторые были более «левитанистыми», чем другие…

В нынешней Литве поклониться великому мастеру можно дважды: на месте бывшего железнодорожного парка в Кибартай установлен бюст художника, а в собрании Художественного музея есть несколько его прекрасных небольших полотен.