Александр Васильев: «По части моды я рос без посторонних авторитетов» - Новости культуры

В гостях у «Обзора» известный российский телеведущий, историк моды Александр ВАСИЛЬЕВ.

О детстве – без легенд

- В детстве и юности вы часто бывали в Вильнюсе – на родине вашей мамы. И вильнюсские старожилы рассказывали, что им очень запомнился маленький мальчик, который всегда был очень причудливо одет.

Мне трудно судить об этом…

- Вот об этом и хотелось спросить для начала: помните ли вы, как вас одевали в детстве? Говорят, у того мальчика всегда было то ли жабо, то ли какая-то пелеринка на плечах…

Не помню, чтобы я был причудливо одет. Но у меня сохранилось много детских фотографий, на которых нет ни жабо, ни пелеринки. Думаю, это фантазия тех людей, которые меня перепутали с Маленьким принцем Сент-Экзюпери. Приезжая из Москвы в Литву, мы в те годы вели довольно замкнутый образ жизни, не так часто выходили в город, и маленьким мальчиком меня могли видеть в основном мои родственники. А вот летом в Паланге нас с мамой действительно могли видеть, и, видимо, запомнить, многие. Но тогда я уже был гораздо взрослее и действительно одевался причудливо.

- С каких пор вы начали выбирать одежду самостоятельно?

Думаю, лет с 14-ти.

- И что определяло выбор?

Мода, конечно. В ту пору это был хиппизм. И я очень любил носить брюки-клёш, меховые шубки из овчинки, полотняные сумки-торбы. Очень хотел одеваться современно - в стиле хиппи.

- Где хипповать было легче: в Литве или в Москве?

Летом – в Паланге, зимой – в Москве.

- И никаких препятствий к такому самовыражению не было? Эпоха насильственной стрижки длинноволосых юношей уже закончилась?

Может, и не закончилась, но посторонние ко мне боялись подойти, потому что были уверены, что я – иностранец. Никогда в жизни я не получил со стороны ни одного замечания, кроме директрисы школы, в которой учился. Я никогда не стригся, и она говорила, что у меня слишком длинные волосы, на что я отвечал, что это мне нужно для съёмок. Я ведь в детстве много снимался, вёл на телевидении детские передачи - «Будильник» вместе с Надеждой Румянцевой, «Колокольчик», и воспринимал эти замечания в пол-уха: в одно влетело, в другое вылетело. В смысле моды и одежды я как-то рос без посторонних авторитетов.

- И даже родители – известные в театральном мире люди (отец – живописец, художник театра и кино, член-корреспондент Академии художеств СССР, мама – педагог по сценический речи) не оказывали никакого влияния?

Вероятно, только они и оказывали, но как-то ненарочито, исподволь, и уж точно не препятствовали моему самовыражению. Конечно, они меня воспитывали, развивали, водили в музеи, давали читать очень много книг. Давали пластилин – лепка была моим любимым занятием, я любил лепить фигуры, делать театр. Родители с удовольствием оставляли меня одного, и я должен был за это время сделать новую декорацию, новые костюмы.

- То есть не просто одного, но с конкретным творческим заданием.

Да, обязательно.

- Давал ли вам отец расписывать свои знаменитые балбетки (известное изобретение Александра Васильева-старшего: нечто вроде деревянных кеглей, которые он расписывал в виде человечков разных эпох и стилей) или это были только его собственные игрушки?

Что вы, никогда не давал! И вообще папа был в своей мастерской, у него был свой мир, я ему только иногда - по его просьбе - составлял натюрморты, и теперь это известные картины – «Гримёрная актёра», «Гримёрная актрисы 1900-х годов», «Польская кухня», «Натюрморт-обманка», созданные в 70-е годы. Все они были собраны мною ещё ребёнком.

Юный коллекционер

- Почему он доверял эту часть своей работы именно вам?

Потому что был уверен, что у меня хороший вкус и есть природное «чувство вещей». Когда я был маленьким – лет 5-ти или 6-ти – пока родители ещё спали, я приходил к ним в спальню и на столе выстраивал натюрморт из вещей им в подарок, когда проснутся. Помню, брал книги разной толщины, накрывал их тканью, а сверху из всевозможных кувшинов, шкатулок, вазочек и прочих вещиц складывал многоуровневый натюрморт.

- У вас был богатый такими подробностями дом, ребёнку было из чего творить?

Первая квартира, в которой мы жили на Фрунзенской набережной в Москве, была двухкомнатной и скорее скудной. А в 1973 году мы переехали в большую 100-метровую квартиру, что по советским меркам было почти роскошью. Это была квартира народного артиста Белокурова, который играл в кино Валерия Чкалова. В тот момент он разошёлся со своей женой Кюной, был размен, Белокуров переехал в нашу прежнюю квартиру, а мы – в его. И это дом постепенно стал гораздо богаче в основном из-за обилия антиквариата, которым я его начинил.

- Папа с мамой в этом процессе участия не принимали?

Интересовались. Но они были очень заняты, у них абсолютно не было времени на шоппинг. А у меня было.

- Предполагаю даже, что это был не шоппинг, а по большей части «рыскинг» по свалкам и заброшенным домам.

Конечно, но не только. Был один антикварный магазин мебели в Москве на той же Фрунзенской набережной, где мы жили. И это позволяло мне довольно часто туда заглядывать, когда я гулял с нашей собачкой – скотч-терьером. Папа был очень щедр, он давал мне по тем временам, как мне казалось, неслыханные деньги. Скажем, в 1974 году на 16-летие он подарил мне 5 тысяч рублей. И все эти деньги я вложил в старину – потратил на антиквариат. Дал отцу подробный отчёт – сколько что стоило. В 18 лет он мне подарил ещё 5 тысяч рублей. Позже оказалось, что это были единственные деньги в нашей семье, которые не сгорели в банке, когда начались перестроечные реформы. У папы по советским меркам было много денег - по теперешним меркам почти ничего – что-то около 80 тысяч рублей. Чтобы современному человеку было понятно, в конце 80-х на них можно было приобрести десять роскошных домов – за 8 тысяч под Москвой продавались прекрасные дачи. Но всё это состояние рухнуло очень быстро, не успев превратиться в дома. А то, что папа дал мне, то не только сохранилось, но и набрало цену. Я приобрёл очень много мебели, картин, различных изделий из кожи, из бронзы - но в одном стиле. Мы почему-то любили тогда предметы пушкинской эпохи в стиле так называемого «русского ампира». Я, конечно, и по помойкам рыскал, и там можно было отыскать много интересного, но всё же редко попадались действительно ценные вещи. Я находил там много старинных фотографий, какие-то самовары, утюги, словом, много чего приносил домой с помоек, но всё же класс этих вещей был совсем не тот, что у тех, которые ещё можно было приобрести через антиквариат. Тогда ведь в антиквариат далеко не всё брали – это сейчас берут всё без разбору

- И с тех пор начала складываться ваша коллекция костюмов?

Да, одновременно с мебелью и предметами обстановки я начал собирать костюмы. По совету моей тётки Ирины Павловны Васильевой, сестры отца, в первый раз за 10 рублей я приобрёл платье 1870-х годов с тюрнюром у дочери одной купчихи. Я был так счастлив, что у этой престарелой женщины – ей было лет 90 – нашлось такое платье. Всё было так необычно в её доме, куда я, 16-летний, специально приехал…

- Вам пришлось подключать обаяние юности, чтобы сделка состоялась?

Пожалуй, нет. Она сразу объявила эту цену, кстати, весьма немалую по тем временам. На 10 рублей человек тогда мог прожить неделю. Заодно с платьем старушка продала мне какие-то кофточки, кружева… В нашей квартире родители выделили мне специальную комнату для моей коллекции, и мама мне много помогала с приведением в порядок, хранением и реставрацией одежды. Она очень поощряла мои занятия, считая, что это гораздо лучше, чем бренчать на гитаре в подворотне, пить водку и расписывать стенки убогими надписями или рисунками. Я тоже думаю, что любое коллекционирование в детстве, любое увлечение – будь то бабочки или значки, гораздо лучше бездумной порчи городских стен, на что сплошь и рядом натыкаешься в Вильнюсе. Думаю, этим занимаются дети, которые просто остались без присмотра родителей или которые им не объяснили, что так делать - непозволительно. Так вот, я начал собирать свою коллекцию костюмов ещё в юности, продолжил это дело в Париже и по сей день собираю очень много.

Контуры музея моды

- Ваша коллекция, видимо, сегодня рассредоточена в нескольких местах, и вам никак не удаётся создать собственный музей моды, о котором вы давно мечтаете?

Музей-то я создам, и в этом даже не сомневаюсь. Но пока не знаю, где именно. Шли разговоры и о том, чтобы создать его в Литве.

- Такие речи слышны не первый год.

Да, и, слава Богу, об этом здесь хотя бы говорят. В России, где я предлагал это сделать около двадцати лет подряд, и разговоров таких не ведётся. Я получал всегда довольно резкий отказ. Аргументом было то, что такой музей уже создан. На бумаге. И это – Музей моды имени Валентина Абрамовича Юдашкина. И будто бы на эти цели выделятся 20 тысяч квадратных метров – для музея столько просто не нужно – где будут и выставочные помещения, и торговые галереи. Но в любом случае, как бы ни была прекрасна работа Юдашкина как модельера, по-моему, музей начинается с коллекции, а не с приказа. Так что, надо сначала её собрать, а потом заводить речь о музее. Но это уже не моё дело. И Бог им судья, как говорится.

- В Вильнюсе с огромным успехом уже не первый месяц идёт ваша выставка костюмов и аксессуаров Викторианской эпохи. После показа во Дворце Радзивиллов её расширили и перенесли в Арсенал, и там – в связи с большим наплывом посетителей – всё продлевают и продлевают срок её действия. Всё это доказывает, что появись в Вильнюсе ваш Музей моды, он был бы вполне успешен.

Возможно, так и будет. Проблема Арсенала, на мой взгляд, следующая: помещение довольно ёмкое. Если не ошибаюсь, там три этажа выставочных залов. Один из них, где экспонируется сейчас часть моей коллекции, занят мебелью, которая была закуплена на протяжении последних 10 лет для меблировки Дворца правителей. Когда вся она отправится по назначению, музей оскудеет. Поэтому если директор музея господин Будрис после этого примет решение о размещении на втором этаже моей коллекции, я вполне мог бы это сделать. Но я категорически возражаю против годовых выставок. За это время вещи на манекенах страшно устают, пылятся и даже выгорают, несмотря на рассеянный свет. Я бы с удовольствием делал по-другому: проводил только 6-месячные выставки, раз в полгода меняя экспозицию.

- Что значит: вещи устают?

Ткани провисают под своим собственным весом. Ведь вы же не носите одно и то же платье, не снимая, по полгода. И костюмы, чтобы они не теряли формы, нельзя носить больше 3 дней кряду. Они устают. И на манекенах тоже.

- Как вы поддерживаете костюмы 100, а то 200-летней давности в хорошем состоянии, как храните? Это вызывает неподдельное восхищение…

Хранятся костюмы в тёмных помещениях, в специальных металлических кофрах, только горизонтально. Разумеется, реставрируют их реставраторы, ухаживают за ними тоже профессионалы. Моё личное желание состоит только в том, чтобы не позволять текстилю так долго пребывать в экспозиции. Мне кажется, что с точки зрения музеологии это не совсем верно. Но я понимаю, что сейчас у меня даже нет особенного выбора. Мне предложили такой вариант, и я на него согласился, понимая, что это начало большого пути. Следующая моя выставка в Арсенале откроется в декабре нынешнего или январе будущего года. Это будет мода эпохи «Ар-деко». Предварительно она будет показана в Риге, начиная с 4 августа. Теперь я нашёл две площадки – Латышский национальный музей декоративного искусства и Литовский Арсенал. В Риге тоже уникальная посещаемость моих выставок - до 2 тысяч человек в день! Понятно, что и там музейщики очень довольны нашим сотрудничеством. Но в Риге помещение намного меньше - тамошний музей расположен в помещении старинной церкви. Но рижане безумно рады, и с удовольствием всё это смотрят. Так что, из Вильнюса я прямиком направляюсь в Ригу. У меня очень европейский склад ума, я вообще противник всяческих границ: сама их идея мне претит - все эти таможни, штампы, морока… Поэтому я рад, что Литва и Латвия теперь находятся в зоне Евросоюза, и все мои коллекции можно спокойно перевозить из страны в страну, и я надеюсь, что добьюсь очень многого.

- Во всяком случае, то, что делается уже сейчас, можно назвать пробным музеем. Вокруг ваших выставок постепенно складывается круг ценителей, исследователей, почитателей.

Это действительно пробный музей. Я долгое время думал, что такой музей должен быть в России. Но, ответы, что «у нас уже есть», когда фактически ничего нет, и только, может быть, музей будет построен, меня страшно разочаровали. С другой стороны Литва пока мне может гарантировать частную собственность, здесь не хотят национализировать или приватизировать мою коллекцию, она сдана в музей на условиях долгосрочной аренды. В России же хотят получить от меня мою коллекцию в подарок, и тогда, может быть, под неё откроют музей, если не украдут по дороге половину будущих экспонатов. Россия, конечно, красивая и щедрая страна, но воровство там тоже на высоте – не будем закрывать на это глаза. Я совершенно уверен, что мои вещи, особенно мелкие, красивые - веера, табакерки, браслеты, порт-букеты - многим понравятся и «утрясутся» ещё до начала любого музея. В общем, к устройству своих выставок в России я отношусь пока с опаской. Но так как коллекция является моей частной собственностью, я лелею надежду: а вдруг когда-нибудь что-то изменится? Изменятся правила. Или Россия войдёт в Евросоюз. Я бы, конечно, мечтал о том, чтобы Россия и Евросоюз объединились.

«Я не люблю покупать себе одежду. Вообще»

- Как вы уже отметили, Ваш вкус формировался почти самостоятельно: изначальную природную данность просто поддержали родители, их театральная среда. Но были ли другие авторитеты – из книг, из театра, из телевизора, - которые вас с детства притягивали?

Конечно! У меня в то время было немало тётей и дядей, которые следили, помогали. У мамы было много подруг-актрис – красивых, эффектных женщин, производивших на меня очень большое впечатление. Они окружали меня интересом и своего рода заботой, очень поощряя мои занятия и иногда прося: «А сделай мне такой рисунок» или «Нарисуй мне такой костюм». То есть я чувствовал себя востребованным, даже если они делали это не из необходимости, а ради того, чтобы меня поддержать. Мне это очень нравилось.

- Случалось ли, что они действительно шили костюмы по вашим детским эскизам?

Думаю, нет, конечно. Ни для сцены, ни для жизни. Но я рисовал, потому что они просили. Причём говорили: «Вот тебе задание к завтрашнему дню». Я понимал ответственность – раз поручено, значит, надо нарисовать. И с удовольствием делал это.

- Что для вас лично является критерием в выборе одежды для себя? И какова последовательность этих критериев, если их несколько?

Затрудняюсь ответить. Это чувство на уровне биополя. Не могу, например, сказать, почему именно этот подсвечник мне не нравится, и я ни за что не хочу его приобретать. Что же касается одежды, то, во-первых, скажу, что не люблю покупать себе одежду. Вообще.

- Как же она появляется?

По нужде. Например, если у меня вскоре начинается семинар или съёмки на телевидении, я понимаю, что необходимо очень обновить мой гардероб. Но никогда не покупаю по одной вещи - всегда обновляю почти весь гардероб. Иду и за один присест – потому что не люблю ходить по магазинам – приобретаю себе, скажем, 6 новых рубашек, 5 пар новых брюк, 8 новых жакетов, 12 шарфиков, которые все друг с другом дружат и, счастливый, ухожу. Обычно жду для такого тотального шоппинга распродажу, потому что очень жаден в отношении себя, зато не жаден на старинные костюмы.

- Однако из вашего телевизионного облика в «Модном приговоре» складывается впечатление, что вы не слишком придерживаетесь общих модных трендов, поэтому даже удивительно, что вы можете что-то приобрести для себя на распродажах.

Дело не в моде. У меня есть собственный стиль, который я стараюсь поддерживать. И для передачи – а в год выходит около 200 выпусков - я должен приготовить примерно 200 новых образов. Это очень много. У меня нет никакого стилиста. Я всё делаю сам и исключительно из собственных вещей – никаких других костюмерных не использую. Просто мой личный гардероб так богат – это всё мои шарфики, мои рубашки, мои жакетки, мои брюки, брошки, бабочки – всё моё.

- Это очень впечатляет. И действительно, несмотря на 200 разных образов, вы всегда себе верны и стилистически уникальны.

Это большая работа.

- Она отнимает много времени?

Нет.

- За сколько времени вы можете создать новый образ, зная, что есть в вашем гардеробе?

За три минуты. Это же выражение моего профессионализма. Когда я покупаю что-то новое, я всегда смотрю, как оно будет сочетаться по цвету с другими вещами, с чем я могу это надеть, будет ли это хорошо. Обычно получается хорошо.

Одёжки на вырост

- Как вы полагаете, с какого возраста нужно подчеркивать в одежде ребёнка его принадлежность к конкретному полу? И нужно ли это делать вообще? Как ни странно, сегодня, когда во взрослой моде царит уни-секс, малышей буквально с пелёнок подчеркнуто и строго одевают либо в мальчиковые либо в девчачьи цвета и фасоны. Причём расцветки преобладают каких-то анилиновых ненатуральных оттенков.

Безвкусно, да. Но тут трудно дать совет. Я не знаю, что правильнее. Скажем, в прошлые века – в 16-м,17-м,18-м – мальчики до 5 лет не носили брюк – только юбки и платья. И, представьте себе, рождаемость была великолепная. Сейчас мы одеваем малышей какими-то бандитами-разбойниками в джинсах и ковбойках, а рождаемость – хуже некуда, и, извините, 40 % российских мужчин страдают простатитом. Поэтому даже не знаю, можно ли давать детям право самостоятельного выбора одежды, ведь вкус надо прежде воспитать. У детей его, как правило, нет, их тянет на очень яркое и очень дешёвое. Они очень восприимчивы - легко подражают героям мультфильмов или компьютерных игр, считая, что это и есть эталоны красоты. Конечно, лучше, если родители будут формировать вкус и гардероб ребёнка. И если мальчик будет носить длинные брючки, рубашечки и галстучки, маленькие пиджачки, он сохранит к ним любовь на всю жизнь. А если с детства одевать его только в разнузданные шорты, шлёпки и майки, он будет таким же хулиганом всю жизнь. Это всё равно, как сидеть за столом. Кто-то учит детей есть при помощи вилки и ножа, а кто-то говорит: нехай ест ложкой, а то и вовсе руками. Это вопрос воспитания.

- Кто шьёт сегодня стильную и качественную детскую одежду?

Понятия не имею. Это вопрос не ко мне. Но я уверен, что кто-то шьёт. Знаю, что все большие и очень дорогие бренды делают детскую одежду: и Dior, и Hermes, и Chanel, и Ives Saint Laurent делают серии для маленьких. Но это не просто дорогая, а дорогущая одежда – сегмента люкс.

- А стоит ли давать подросткам волю поиграть с одеждой, подурачиться, попробовать себя разных образах, чтобы это желание не осталось неудовлетворённым до 30, а то и более лет?

Трудно сказать, потому что у меня нет детей. Но если бы были, я бы очень следил за тем, куда они пойдут, с кем и что за дурачество там будет организовано. Я бы строго следил. Не все дурачества возможны. Потому что вокруг огромное количество наркотиков, и ввергнуть ребёнка в эту пропасть – не дай Бог!

- Но если речь только об одежде…- Если ваш ребёнок станет готом, это тоже не вполне прекрасно. Готы подчас склонны к депрессии, вплоть до самоубийства. Так что не только в одёжках дело…

Москвичи и все остальные

- Вы много раньше бывали и теперь бываете в балтийских странах и в Москве. Отличается ли облик нынешних москвичей и, скажем, виленчан?

Да, в Вильнюсе одеваются скромнее. Но с бОльшим вкусом. Здесь нет брендомании. Правда, может, потому, что практически нет в продаже брендовых марок. Здесь нет бутика «Shanel – Dior – Hermes – Dolche&Gabbana». Поэтому нет такого соблазна и такой массированной рекламы. И практически нет таких мест, как Рублёвка или модные московские переулки - Столешников или Третьяковский проезд, где надо показаться. В Вильнюсе я даже не знаю ни одной снобской улицы. Улица Пилес в Старом городе очень демократична – такую вы найдёте в любом польском или немецком городе. Она закрыта для транспорта, простые люди сидят там - пьют кофе или пиво, играют на гитаре, ведут неспешные разговоры, едят пиццу. Здесь нет ничего особенного, никакого снобизма. Мне кажется, снобизм вообще не свойственен литовцам. Или это другого рода снобизм, не российского, не московского разлива. Рига – более снобский город. Там и миллионеров больше, чем в Вильнюсе, и они на виду. Больше женщин, которые носят бриллианты, больше закрытых, эксклюзивных ресторанов. В Литве я замечаю больше простых вещей. Но мне это нравится, и у меня нет к здешнему образу жизни никаких претензий.

Зато в «Модном приговоре» частенько вызывает недоумение стремление всех одеть в очень престижную одежду и непременно поставить на каблуки при том, что ни для кого не секрет, как выглядит сегодня большинство разбитых московских мостовых и дворов.
Совершенно с вами согласен. Сначала надо починить дороги, а уж потом ставить женщин на каблуки. Но, понимаете, русский народ до сих пор живёт иллюзиями. Им кажется, что девушка может материться, пить пиво из горлышка, но если она встала на каблуки и надела «Дольчу-Габану», то сразу стала супер-классной. Но она как была привокзальная, так и осталась. Во что кошку не переодень, она всё равно за мышами побежит. Это естественно. Но такое качество есть, и в России многим кажется, что вот они сейчас как встанут и как пойдут рассекать… А тротуары действительно раздолбаны в каждом городе России. Я её объездил вдоль и поперёк, видел многое и всегда поражаюсь, чем же заняты мэрии городов? Куда идут налоги граждан? Это очень обидно. Показуха властвует, а настоящая культура оттеснена.

- Пожалуй, нигде в таком диссонансе не соседствуют еле живые «хрущобы», где всё ещё живёт большинство российских граждан, и припаркованные к ним на совершенно разбитых тротуарах престижные лимузины.

Это действительно так, но у многих россиян просто нет выбора. Ведь не все из них бывали за границей. У многих даже нет загранпаспорта. Или они по другим причинам не могут выехать. Словом, им не с чем сравнивать свою жизнь. Очень мало кто говорит на иностранных языках. Поэтому даже если они приезжают за границу, то живут там в замкнутом круге и не могут ни с кем договориться. И плагают, что всегда правы, а другие – дураки, и ничего не понимают.

- Когда россиянки просят вас научить их красиво одеваться, о соответствии одежды окружающему пейзажу речь не заходит?

Женщины, приходяшие на передачу «Модный приговор», как правило, имеют три цели. Первая: получить бесплатную одежду. Вторая: подняться по служебной лестнице в результате того, что их показали по центральному телевидению, и к ним теперь куда больше почёта и уважения. Третья популярная цель – найти себе мужчину. И многие действительно думают, что они одиноки потому, что плохо одеты. Они просто не понимают, что при соотношении российского населения - 62 % женщин и 38% мужчин, у которых к тому же массовый алкоголизм и 40% простатита - этих мужчин взять просто неоткуда. Даже искать бессмысленно, хоть в какую парчу и бархат ни завернись. Их просто неоткуда брать. А те, что есть, или разобраны, или живут параллельными семьями. Многие женщины идут на это.

Те, кто приходят и приезжают ко мне на специальные школы или семинары, как в Литве, так и в России, конечно, задались более интеллектуальными целями. Одним хочется повысить свой культурный уровень. Кто-то ездит из снобизма, чтобы потом похвастаться: «А я училась у самого Васильева!» Потому что в основном это женщины довольно богатые, хотя они никогда не признаются о своем реальном состоянии. Но иногда проскальзывают фразочки типа: «Почему вы называете свою школу «школой миллионерш»? Я - миллиардерша! Не обижайте меня». Им надо как-то выделиться. У них уже такой же особняк на Рублёвке, как у их товарок, такой же обширный гардероб, такие же автомобили, такой же веер поездок по островам и курортам. А выделиться-то надо: «Я дипломирована самим Васильевым!» Потому что для многих я олицетворяю какой-то другой уровень знаний, нездешний, который они не могут получить больше нигде.

- Но, располагая почти неограниченными средствами, им вовсе необязательно чему-то учиться. Достаточно пригласить хорошего стилиста пару раз в год на серьёзный шоппинг, и проблемы гардероба будут решены надолго и высокопрофессионально.

Они так и делают, но это же не Васильев. Они считают, что учиться у меня - всё равно, что сфотографироваться с Джиной Лолобриджидой. Хотя мои ученики и коллеги, скажем, Жанна Дубска из Риги, регулярно делает с желающими шоппинг, проводит курсы макияжа, оказывает индивидуальные консультации. В нашей школе мы стараемся делать целый спектр различных услуг, чтобы ублажить наших учениц. В Вильнюсе я провожу школы последние 5-6 лет каждое лето, и всё больше и больше народу съезжается на них со всей Литвы – из Каунаса, из Клайпеды. Им нравится!..

- Мужчины тоже приходят учиться?

В каждой школе появляется пара мужчин. Не больше. Иногда это муж, который зорко следят за своей женой. Иногда молодые люди, избравшие для себя профессию дизайнера, или парикмахерское искусство, хотят совершенствоваться. Иногда те, кто ищет себя и ещё не совсем знает, чего хочет в жизни. Но у меня в школе уже было 4 или 5 свадеб: эти случайные мужчины, которые затесались, почти все женились на своих «одноклассницах». И это прекрасно, потому что совпадение эстетических взглядов очень важно в браке. И общность интересов, разумеется. Выживают только те семьи, которые ею связаны.

За кулисами «Модного приговора»

- Известно, что вы не упускаете случая в разных городах и странах посетить «блошиные рынки». А как относитесь к одежде из «сэконд-хэнда»? Это источник для пополнения коллекции?

В основном, да. Но в молодости я носил очень много «сэконд-хэнда» – и пальто, и пиджаки. И вовсе не считаю это чем-то плохим или зазорным. Особенно, когда у вас недостаточно средств. Ведь мы все проходим в жизни через разные периоды: иногда нет ни копья, иногда наоборот – густо. Когда я был действительно беден, но хотел хорошо выглядеть, у меня просто не было иного выхода, и я находил в «сэконд-хэндах» замечательные, особенные вещи, которые производили впечатление.

- Есть ещё одна тема, которую почти никогда не затрагивают в «Модном приговоре». Речь там, как правило, идёт о каком-то эксклюзивном образе, эксклюзивных вещах, тех же пресловутых высоких каблуках или тщательном подборе сумки. Но ведь живя или регулярно бывая на Западе, нельзя не заметить, что следящие за собой, подтянутые люди там в основном одеты очень демократично и совершенно невычурно. Эти тенденции расходятся…

Конечно, расходятся. Но ведь мы же одеваем россиянок! Это делается исключительно для них, а не для всего мира. Потому что, как я уже сказал, они мечтают с кем-то познакомиться, им надо помочь. Они хотят обратить на себя внимание, выделиться в личной жизни или подняться по служебной лестнице. В России такие эстетические принципы: женщины встают каблуки, красят волосы, носят откровенное декольте, подчеркивают талию. На Западе ничего этого нет. Но ведь «Модный приговор» идёт в России. Если бы мы делали её в другой стране, мы бы одевали своих героинь по-другому. Я не знаю, долго ли буду вести эту передачу, потому что туда сейчас пробуется Валентин Юдашкин. С ним уже записали 3 выпуска. Но при всей моей любви и уважении к коллеге, он кажется, при всём желании не вполне подошёл по техническим параметрам, из-за небольших дефектов речи. Но у него есть очень мощные покровители и покровительницы, особенно в лице госпожи Медведевой, с которой он близко дружит. И он ведь нынче автор российской военной формы. У него есть большое желание вести такую телепередачу. Но это очень непросто. Мы работаем с 11 утра до полуночи и записываем 4 программы в день, перерыв между которыми всего 15 минут. За это время надо переодеться, привести себя в порядок, выслушать следующую историю и, как огурчик, с улыбкой сесть и начать всё заново. Не все могут выдержать такой ритм. Мой предшественник Вячеслав Михайлович Зайцев снимал только 3 передачи в день, а телевидению выгодно снимать четыре, потому что на программе работают 120 человек технического обслуживания, включая операторов, редакторов, осветителей, звукооператоров, стилистов, гримёров, администраторов, охранников, костюмеров и т.п. Это огромное количество разных специалистов плюс 140 человек массовки. Так что дорога каждая минута, нас очень осуждают за опоздания. Поэтому я должен быстрее бежать в студию, чтобы мы вовремя начали, вовремя сели…

- И особая телевизионная харизма нужна, безусловно. Тот, кто может выйти на подиум в конце показа своей модной коллекции, совсем не обязательно окажется обаятельным ведущим. А у вас это есть. Вы ведёте программу блестяще. И, конечно, покоряет ваш прекрасный, свободный и богатый русский язык.

Спасибо, я люблю свой родной язык. Но и в остальном это большая работа. Иногда надо проникнуться душой, поддержать очередную героиню. А ведь не все они – прекрасны, что скрывать, и кого-то надо скорее пожалеть, чем похвалить. Но мы стараемся поднять настроение и им, и всем зрителям без исключения. «Модному приговору» уже исполнилось 3 года, и пока что мой контракт действует до конца декабря. Если его по каким-то причинам не продлят, я буду искать другие способы заработка на жизнь: поеду в гастрольную поездку по городам и весям – из Красноярска в Иркутск, из Вологды – в Керчь, из Керчи – в Вологду, как Счастливцев из пьесы Островского. Я обязан зарабатывать не только на свою жизнь, но и на обслуживание недвижимости и своей коллекции. На что я буду покупать новые платья? Как их реставрировать? А хранить? А содержать дома и платить прислуге? Я не хочу прибедняться, но это так. Потому что не мы владеем домами, а дома владеют нами.

- Как бы вы объяснили людям, для чего вообще существует модный подиум? Полагаю всё же, что очарованность им у поздних советских поколений уже закончилась.

Закончилась у одного поколения - началась у другого. Это же сказка, которая прельщает, завораживает. И надо отлично понимать, что эта одежда совсем не для жизни. Она делается для продажи косметики, аксессуаров и коллекций прет-а-порте. Подиум - это же мечта.

- Должны ли как-то ориентироваться на подиум, на моду «от кутюр» те, кто не мечтает по нему пройтись?

Они могу взять цвета, пропорции – это уже много.

- Вы уже вернули в обиход многих мужчин и женщин всевозможные шарфы. Как думаете, скоро ли вам удастся дать новую жизнь бутоньеркам, которые вы достаточно часто используете в телеэфире «Модного приговора»?

Не знаю, как скоро эту мою привычку переймут другие. Цветы на одежде ведь носят в основном весной и осенью – летом слишком жарко. Так что, посмотрим – время покажет.

- Большое вам спасибо за беседу!