«Когда нация созревает, её объединяет не территория и не язык, а мечта»

• Когда я задумал создание нового – своего – театра, как режиссёр я, конечно, был заинтересован в личностях таких актёров, как Кураускас (он первым пришёл в Малый театр), Росинас, Хадаравичюс. Их желание уйти в тот момент из Академического театра – довольно стабильного и благополучного – было весьма неординарным. Но опытные актёры понимали, что язык этого театра уже не соответствует времени, поэтому откликнулись на моё предложение, пошли за мной. И это придавало уверенности.

Я не думал о себе, а действовал как бы от имени и по воле актёров, ведь за другого всегда просить удобнее и не так страшно, как за себя. У меня и не было тогда никаких страхов. Так что актёры-корифеи во многом помогли рождению нового театра, хотя, к сожалению, не дожили до сегодняшнего юбилея.

- Малый театр ведёт свою историю со 2 марта 1990 года. Знаменательное, переломное время.

• Да, театр родился в преддверии провозглашения Акта о независимости от 11 марта. И мы были незримыми участниками тех больших событий. Конечно, прекрасно участвовать в событиях на митингах, на улице – это само собой. Но наша энергия была сконцентрирована на значимом деле - создании театра: как можно быстрее подобрать хорошую труппу, оформить все необходимые документы. Их подписал председатель тогдашнего Вильнюсского горисполкома – такой же благородный человек, как и Альгирдас Бразаускас. Оба они были театральными людьми, и даже в тот момент, когда их личные судьбы решались в переломный период истории, они смогли сосредоточиться на нашей проблеме: для нас большой, но для них-то в тот момент явно не столь значительной. Но они всё же дали нам толчок к рождению, развитию, даже какими-то деньгами помогли. Мы же стали первым городским театром в тот момент, когда городская казна была практически пуста, и несколько первых лет отчаянно бедствовали. Но мы были молоды, полны идей, к тому же положение многих вокруг было очень трудным – мы не были исключением.

- Вы особо выделяете роль Альгирдаса Бразаускаса в становлении вашего театра?

• Да. До личного знакомства с ним я неоднократно видел, как он посещал и спектакли Академического театра Литвы, гастроли других театров – Клайпеды, Панявежиса, Шяуляй. Было очевидно, что он – настоящий театрал, уважающий актёрскую профессию. И он остаётся верным театру по сей день. На любом посту Бразаускас находил время - чуть ли не считал своей обязанностью - посещать премьеры, помогать театру в разные периоды. Помню день, когда я лично позвонил ему и попросил от имени всех литовских театралов: «Согласитесь, пожалуйста, стать премьер-министром, займите этот пост! Мы ждём вас, потому что у нас запущены дела, нам надоела партийная грызня и возня». А сам Бразаускас всегда был выше любой партии, любых дрязг. Поэтому именно его стараниями реконструкция будущего здания нашего театра на проспекте Гядимино была включена в государственный план, открылось финансирование объекта, пошли деньги. Вот тогда Бразаускас мне и сказал: «Ну, готовься: через год будет театр».

Честно говоря, поначалу я даже испугался. Мы уже привыкли к бездомному существованию, к гастролям, просто кормились ими, как могли: выпускали по одному спектаклю в год, и всё остальное время ездили по миру, по фестивалям, нами всюду интересовались, а мы жили совершенно цыганской жизнью – вечно на чемоданах. И я испугался, что заканчиваются эти юношеские дни безответственной, свободной жизни. Было такое ощущение, что я строил себе маленькую тюрьму. Так оно, в общем, и случилось. После открытия театра долго не мог приступить к работе - настолько долго мечтал об этом, что, получив желаемое, оторопел. И даже в сам театр поначалу заходить боялся.

- Говорят же мудрые люди, что нет ничего страшнее исполнения мечты.

• Вот-вот. Словно, какой-то конец наступил. Но я подумал: строитель я или – режиссёр? Люди требуют от меня работы, спектаклей. Ответственность огромная. И я стал уже не исполнителем своей многолетней мечты, а начал разбирать её по кусочкам - разбираться в новой ситуации.

- О чём сейчас мечтает Римас Туминас? Помнится, однажды Вы грустно пошутили: мол, живём в скучноватое время, когда в основном мечтают старики, а молодёжь, как ни странно, т.е. те, кому пристало мечтать, совсем не мечтают, а лишь планируют.

• Хотелось бы, чтобы мечтали молодые, а планировали те, кто постарше. Но чтобы мечта была доступна и молодым, и зрелым людям и объединяла их. Прав, по-моему, Лев Николаевич Гумилёв, говоря, что когда нация созревает, когда она проявляет себя, её объединяет не территория и не язык, а мечта. Хочу, чтобы мы были смелее, чтобы перешли от погони и планирования, к спектаклям, которые дадут глубокий срез нашей жизни, станут не откликом и не реакцией на жизнь, а оздоровлением самих себя и своих ближних. Для этого каждый раз надо делать настоящую операцию – разрез души человека. И раскрыть её в перспективе, посмотреть на человека, его судьбу. Я начинаю верить в судьбу, в то, что каждому предназначено жить так, а не иначе. Хотелось бы, чтобы мы вели разговор с судьбой, не предъявляя к ней претензий: мол, почему ты так, а не иначе распорядилась? И кто ты – наша судьба? И кто я – человек? Я уже не ищу диалога с современностью, с современной жизнью или человеком. Моя мечта – встретиться с судьбой, Богом, Роком – как хотите назовите, словом, с тем, кто над нами, кто определил нас, кто владеет нами и ведёт. Хочу, чтобы мы занялись этой своеобразной лабораторией человека, изучением его столкновения с судьбой. Дано ли нам к этому приблизиться, быть счастливыми, или, как говорил Чехов, нам только кажется, что мы счастливы? Иногда бывают периоды, когда театр уходит от этих вечных проблем. Устаёт, наверное. Или не добивается ответа. Тогда, может быть, надо обратиться непосредственно к человеку и, ей-богу, просто развеселить его, сказать ему, что не всё так плохо, пожалеть его, посочувствовать. Но проходит определённый период, и театру снова надо искать встречи с судьбой.

Подготовлено по материалам интервью Литовскому радио