Литовский акцент серебристов

Расцвет поэзии Cеребряного века, обогатившего мировую литературную сокровищницу новыми художественными приёмами стихосложения, в России пришёлся на 1915 год. Отрадно, что заметный вклад в «копилку поэтики» внесли и россияне, пишущие с легким «литовским акцентом».

«Мы – туманные ступени к светлым высям божьих гор» – начал отсчет «нового века» один из виднейших представителей символизма в России, литовский поэт Юргис Балтрушайтис (Jurgis Baltrušaitis) (1873-1944), издававший стихи на русском и литовском языках:

Основоположник этого литературного течения русский поэт Валерий Брюсов (1874-1924) так характеризует собрата по перу: «Балтрушайтис ничего в жизни и ничего в мире не принимает просто, как явление, но во всем хочет видеть иносказание, символ…»

Хочется отметить, что в русской поэзии этот литовский поэт стал родоначальником мотивов «католического мистицизма» и мэтру символизма посвятил «Сонет», как бы призывая:

Через десять лет Балтрушайтис преуспеет на несколько ином поприще, за что будет фигурировать в фельетонах Аркадия Бухова, после революции 1917 года «страна, которая всех дольше знает зиму и гулкую тюрьму сцепляющего льда…», объявила «красный террор» инакомыслию и поэт, ставший чрезвычайным и полномочным послом Литовской Республики в Советской России, помог многим россиянам с выездом за границу, фактически спасая им жизнь.

Помог посол-лирик покинуть страну «для изучения революционного творчества народных масс» и Константину Бальмонту (1867-1942), поэтов связывала многолетняя дружба, которую они пронесли через всю жизнь. У Бальмонта есть стихотворение «Ветер», посвященное другу из Литвы:

Этого русского поэта тоже многое связывало с Литвой, так как по отцу его генеалогия происходила от древнего литовского дворянского рода Бальмонт, и он изучал язык предков и историю края. Переводил народные песни – «Литвин уезжал на войну, мать оставлял и жену…» и стихи литовских авторов, делая их достоянием более широкой аудитории.

Впоследствии он неоднократно посещал Литву, поэтом был издан во Франции сборник с лаконичным названием «Северное сияние. Стихи о Литве и Руси» (1931).

В современной Литве с благодарностью помнят о популяризации литовской культуры в Российской империи, а также активной поддержке Бальмонтом в литературных дискуссиях о статусе Вильны межвоенного периода.

В декабре 1942 года супруги Балтрушайтисы были среди немногих близких, кто провожал его в последний путь в пригороде Парижа и оказал помощь по возведению монумента на могиле, где на французском языке написано: «Constantin Balmont. Poete russe».

Через 50 лет по инициативе фонда имени Юргиса Балтрушайтиса и потомков литовского поэта в Вильнюсе возле российского посольства поставлен памятник с выбитой на граните надписью на литовском: «Poetui Konstantinui Balmontui atminti».

К сожалению, автору, сумевшему одной строкой передать тоску по родине – «есть в русской природе усталая нежность…», в России не установлено даже мемориальной доски.

Поэтесса Вера Гедройц (1876-1932) удостоилась этой чести, но только памятная доска установлена ей как «первой в России женщине – профессору хирургии и доктору медицины…». Её родословная так же происходит из древнейшего литовского княжеского рода, фамильное имение Гедройцы находилось возле древней литовской столицы Кернаве. Отрадно, что её именем названа не только больница в городке Фокино, на Брянщине, где она работала главврачом до перевода в госпиталь Царского Села, но и в Вильнюсе есть улица Гедрайчё.

В Царскосельском госпитале княжна Вера стала наставницей императрицы Александры Федоровны и ее дочерей Ольги и Татьяны по обучению их навыкам сестер милосердия для оказания помощи раненым в ходе первой мировой войны.

Впоследствии княжна стала домашним лекарем семьи императора, несмотря на вызывающую внешность и подчёркнуто своеобразную манеру поведения, что в начале ХХ века было вызовом обществу.

«Большая, немного грузная, она одевалась по-мужски. Носила пиджак и галстук, мужские шляпы, шубу с бобровым воротником. Стриглась коротко. Для ее роста руки и ноги у нее были малы, но удивительно красивы. Черты лица – суховатые и слишком тонкие для грузной фигуры – при улыбке молодели…» – из воспоминаний И. Д. Авдиевой «Лица. Биографический альманах» 1. М.; СПб., 1992.

Свои стихи и рассказы хирург-лирик начала публиковать под псевдонимом Сергей Гедройц, печатаясь в журналах «Светлый путь», «Новый журнал для всех», «Вестник теософии», «Северные записки». По признанию современников, на литературном поприще ее успехи оказались немного скромнее достижений в медицине, но в «Цех поэтов», возглавляемый Николаем Гумилевым (1886-1921) её приняли. Основателю акмеизма она посвятила строки:

«Задабривающие» стихи поэтесса адресовала и суженной Гумилева – Анне Ахматовой (1889-1966):

Как известно, Рождество 1914 года супруги Гумилевы встретили в прифронтовой Вильне. Анна приехала проводить мужа на передовые позиции, и по совету кого-то из литовских друзей они остановились в маленькой гостинице, из окна которой были видны старые городские «Острые ворота» с иконой «Мадонны», взирающей на город задумчивым взглядом. Предчувствие надвигавшейся катастрофы и предстоящее расставание были настолько горестными, что никем из них, к сожалению, не опоэтизированы. Поэтесса лишь вздохнула:

Николай Гумилев о боевых действиях оставил «Записки кавалериста», в которых упоминается наш край: «В доме пастора я нашел лишь служанку – литвинку, говорящую по-польски, она объяснила мне, что хозяева бежали час тому назад, оставив на плите готовый завтрак, и очень уговаривала меня принять участие в его уничтожении…».

Ученый с мировым именем, знавший щестьдесят два языка и посвятивший себя ассириологии – науке, изучающей древние цивилизации Шумера, Вавилонии и Ассирии, Владимир Шилейко (1891-1930) как поэт дебютировал в 1914 году на страницах ежемесячника акмеистов «Гиперборея». Также печатался в журнале «Аполлон», выступал на вечерах поэзии в арт-кабаре «Бродячая собака» и «Привал комедиантов».

Анна Ахматова посвятила ему стихотворение «Косноязычно славивший меня, еще топтался на краю эстрады…». Поэт-ученый ответил ей циклом: «О, муза плача», в который вошли стихотворения «Юродивая», «Ты поднимаешься опять…», «Уста Любви истомлены…», отмечающие начало истории их дружбы и нежной любви, затем брака, развода и вновь многолетней дружбы.

Как вспоминает современный литовский поэт Томас Венцлова (р. 1937): «Наше знакомство и началось с того, что Анна Андреевна сказала: «Вы второй литовец в моей жизни. Первым литовцем был Владимир Казимирович Шилейко, фамилия его происходит от слова «шилас», что означает «бор». Ахматова с гордостью говорила о его высокой репутации востоковеда, но тут же сказала и то, что она повторяла многим и что, по-моему, зафиксировано мемуаристами: «Как муж он был катастрофой в любом смысле».

К сожалению, по мнению литературоведов, оригинальных стихов у Владимира Казимировича сохранилось немного, но он оставил заметный след в истории русской поэзии начала XX века как тонкий лирик, авторитет которого благотворно сказался на деятельности «Цеха поэтов» и «Общества ревнителей художественного слова».

Литовское происхождение, со времен Великого княжества Литовского, отслеживается у декламировавшего в «Бродячей собаке» свои стихи с украинским акцентом Владимира Нарбута (1888-1938). Поэт-новатор знакомит читателя с провинциальной окраиной, где «степная Русь – ковыль да таборы» – напевы, которые со времен «кобзаря» в русской лирике ещё не звучали:

Окончив с золотой медалью уездную Глуховскую гимназию, Нарбут приезжает в Петербург и в первый же вечер арестовывается «за оскорбление городового при исполнении служебных обязанностей», когда тот пытался помешать залезть на коня на Аничковом мосту. Обучаясь в университете, вольнодумный студент сменит три факультета и издаст книгу стихов пейзажной лирики, на которую обратили внимание Брюсов и Гумилёв. В 1912 году подготавливает вторую – «Аллилуйя», но её цензура изъяла за «богохульство и порнографию», и поэт вынужден был бросить учебу и уехать с этнографической экспедицией по Абиссинии. В Россию он смог вернуться только после амнистии по случаю 300-летия дома Романовых.

В одном из стихотворений поэт обращается к Ахматовой:

Поэтесса ответит ему посвящением «Про стихи», включенным в цикл «Тайны ремесла» (1936-1960):

После Февральской революции Владимир Нарбут примкнул к большевикам и занимал ряд ответственных постов в Наркомпросе и отделах печати ЦК РКП(б), что и погубило его. «За сокрытие обстоятельств, связанных с пребыванием в плену у белых в 1919 г.» он был исключён из партии и осужден по делу «украинских националистов». В 1938 году жизнь одного из самых заметных поэтов «галлюцинирующего реализма» трагически оборвалась в колымском лагере, в день, когда ему исполнилось пятьдесят лет и его имя на долгое время попало под запрет.

Уходящий Серебряный век запечатлели в своих воспоминаниях многие авторы, одним из первых это сделал в «Петербургских зимах» Георгий Иванов (1894-1958). Отвечая на анкету американского издательства, выпустившего эту книгу, он напишет: «Родился 29 октября 1894 г. в имении Пуки Россиенского уезда Ковенской губернии», супруга поэта Ирина Одоевцева в своих воспоминаниях «На берегах Невы» добавит : «…в семье гвардейского офицера Владимира Иванова и его жены Веры, урожденной баронессы Бир-Брау-Брауэр ван Бренштейн». Позже родители Иванова переехали в имение Студенки, расположенное вблизи польской границы, – немецкий домик с французским парком, комнаты которого украшали картины с английскими пейзажами и сценами охоты в Шотландии – «пожелтевшие гравюры, рамок круглые углы». Отчий край узнается в строчках:

Поступив в петербургский военный корпус, начинающий поэт напишет: «Была у меня и пачка писем Блока – из его Шахматова в наше виленское имение, где я проводил каникулы». Литовские пейзажи из «картинок юности» можно найти в раннем творчестве, и связь поэта с нашим краем не прекращалась вплоть до Первой мировой войны:

В 17 лет Иванов издал первую поэтическую книгу «Отплытие на о. Цитеру», названную по одноименной картине Антуана Ватто (1684-1721). В 1916 году вышла вторая книга «Вереск», в которой преобладают стихотворения с созерцательным описанием картин и гравюр, но нашлось там место и ландшафтам, среди которых родился, провел детство и юность русский поэт литовского происхождения:

Участие Иванова в акмеистском «Цехе поэтов» и работа во французской секции издательства «Всемирная литература», возглавляемой Гумилевым, помогло поэту выжить холодной зимой 1919 года в голодающем Петрограде, когда только зарегистрированные литераторы имели право на паёк от «Дома искусств» – пшенную кашу с селедкой. В 1922 году поэт добивается командировки в Германию для «составления репертуара государственных театров», понимая, что никогда не вернётся в Россию.

Грусть по утраченному миру заполняет его стихи новым смыслом:

Современники отмечали, что «без Георгия Иванова, его личного присутствия, его стихов, прозы и критики сама поэзия русского зарубежья была бы иной».

Зарисовки жесткой действительности всего несколькими строками, вывели нашего незаслуженно забытого земляка, прошедшего долгий путь от парадов под «конногвардейскими знаменами» до французской богадельни, в ряды лучших поэтов «беженства».

После октябрьского переворота в России, среди первых «вынужденных переселенцев», осевших в Литве, был один из ярчайших представителей того далекого серебряного века поэт-сатирик Саша Черный (1880-1932), ранее не один раз навещавший наш город и пытающийся разгадать «Виленский ребус»:

В поэтических кругах горожан существует красивое предположение, что «царица Вильны» это актриса немого кино – Рахиль Мессерер, мама Майи Плисецкой, родившаяся в нашем городе. Позднее город не раз будет фигурировать в произведениях Черного: «Кто по ночам теперь по Вильно рыщет?..», «Матвей Степаныч, адвокат, владелец хутора под Вильно…».

Первая книга стихов Саши Черного «Разные мотивы» (1906), содержащая наряду с лирикой политические юморески, была запрещена цензурой, и только в 1910 году поэт сумел издать сборник «Сатиры» с ироническим посвящением «всем нищим духом».

В 1914 году поэт призывается в армию и служит солдатом при лазарете. О своих впечатлениях того времени написаны несколько стихотворений, объединенных в «Солдатские сказки».

В 1918 году, не дожидаясь последствий октябрьского переворота, поэт покинул советскую Россию, переселившись в Литву. В этот период Черным была написана книга стихов для подростковой аудитории «Детский остров» и цикл «Русская Помпея». В сборнике «Жажда», в стихах, объединенных темой «На Литве», увековечивается край, предоставивший кров: «Уходит в даль грядой литовский лес…», «Шумит, поет и плещет Вилия…», «За Вилией штыки на солнце блещут…».

В Кошедарах, нынешний Кайшядорис, поэт проживал некоторое время, и в этот период впервые зазвучали эмигрантские нотки:

В «Аистах» поэт вставляет литовские словечки: «Дождь схлынул.

Замолкли перуны…» В стихах «Подарок» и «Табак» вспоминается дружба с литовцами:

В 1920 году поэт переезжает в Берлин, где начинается новый эмигрантский период его творчества, в котором исчезает псевдоним Саша Черный, а появляется «А. Черный». Там выходит отдельной книгой его «Детский остров», где поднимается религиозная тема, ранее чуждая поэту:

На переломе эпох поэты «серебристы», отвергшие существующую реальность и создавшие свой мир без правил, и не предполагали, что впоследствии «мир без правил» превратится в суровую действительность.

Слово имеет силу и не стоит забывать об этом в наши дни, ведь и они тоже в одночасье могут стать переломными…

Владимир Кольцов-Навроцкий,

член литературного объединения «Логос» (Вильнюс)

Первоисточник: webkamerton.ru