Солдат Победы

С каждым днём мы всё ближе к 9 мая 2015 года, когда исполнится 70 лет Великой Победы. И с каждым днём на Земле остаётся всё меньше солдат, кто эту Победу добывал. Именно поэтому, а также, чтобы отдать дань памяти всем тем, кто сражался с гитлеровцами и не дожил до наших дней, «Обзор» сегодня начинает цикл публикаций под рубрикой «Моя вахта памяти». Предлагаем и читателям поделиться воспоминаниями о близких вам людях, воевавших с фашистской Германией. В первую очередь о тех, кто ещё с нами.

Ветерану Великой Отечественной войны клайпедчанину Николаю Фёдоровичу Ирхину 5 августа исполняется 90 лет. «Обзор» поздравляет ветерана с юбилеем, желает здоровья и предлагает читателям воспоминания простого солдата-пехотинца.

  • Родился я 5 августа 1924 года в Ростовской области, на хуторе в 15-20 дворов. Отец в частной беседе отозвался нелицеприятно о коллективизации. Донесли. И провёл отец три года в Соловецких лагерях, строил Беломорканал. Мама-колхозница осталась с четырьмя детьми на руках, я был старшим. Было голодное и тяжёлое время. Нищета. Ели траву, пухли от недоедания. У матери была незавидная судьба. А крест «сына врага народа» я нёс всю жизнь. Дороги мне были закрыты везде.

В школу я ходил за 2 километра. Ходил босиком до холодов, пока не выдавали ботинки. Их очень берегли: семье их не на что было купить. По дороге в школу и обратно читал книги на ходу. Читал классиков по нескольку раз. Если мне читали 3-4 предложения, то классика я узнавал по стилю. Память была хорошая. Но учиться ленился. Товарищ - отличник Валентин - на перемене рассказывал урок. И я хорошо всё повторял, если вызывали. Так и выезжал.

В 1942 году закончил 10 классов. И в июне призвали в армию, ещё 18 лет не было. Я твёрдо верил в победу страны, говорил – вернусь Героем Советского Союза. А когда соприкоснулся с боевой действительностью, то оказалось, что это не одни подвиги.

8 месяцев был в запасном полку в городе Пугачёве Саратовской области. Рост - 158 см и вес -

53 кг: такой вот я был солдат тогда. Оставили командиром отделения в звании сержанта, им и был всю войну. Учил других воевать, не будучи сам на передовой. Писал рапорты, рвался на фронт. Не отпускали.

И снова нам пришлось пережить время голодное, недоедали. Зимой 1942-1943 гг. при десятиградусном морозе курсантов не выводили в поле на учёбу – не хватало у них сил. Сам научился отлично метать гранаты – навык этот остался на всю жизнь. Однажды на учениях мне даже члены комиссии аплодировали за отличное метание.

И вот в апреле 1943 года пришёл приказ Сталина: всех офицеров и сержантов, кто не был на фронте, отправить на стажировку на фронт. И эшелоном из Пугачёва я поехал под Харьков, а потом и на передовую, где и попал под свою первую бомбёжку.

Было это в июле 43-го на берегу реки Северский Донец. После изнурительного перехода мы остановились в перелеске. Было утро. Прилетела «рама» – воздушный разведчик. А народу нас несколько тысяч человек – в перелеске их не спрячешь, видны. Покружился, улетел. Через некоторое время летят с запада 20-25 самолётов. Мы пытаемся по звуку определить – чьи. Это уже потом я стал на звук отличать: у наших – звук трактора, у немецких – звук звонкий.

И начинают бросать бомбы. Я упал лицом вниз, руки-ноги раскиданы, обнимаешь ими землю и стараешься в неё вжаться. Ближайшие разрывы были от меня метрах в 30-50. Сразу скажу – страшнее бомбёжки нет ничего. Земля «ходит», дрожит, тебя подбрасывает, и неведомая сила старается перевернуть.

Бомбы сыпали не единичные. Ощущения до сих пор помню: звенящий звук падающих бомб, летящий прямо в сердце, звонкий, вонзающийся. Кажется, что каждая бомба в тебя летит. Жутко! Отбомбились самолёты, улетели. Все без команды бросились рыть окопы.

Опять летят. Лежал уже на спине в углублении и смотрел, как летят бомбы. Страшно. Есть выражение – сердце в пятки ушло от страха. А здесь сознание порой отключалось. Молитвы вспоминались, которых никогда не знал. Страшное это дело - бомбёжка.

Когда закончилось всё, когда встали, то у всех до единого – и у солдат, и у офицеров – лица были белые. Не бледные, а именно белые. Страх – это чувство, которое заложено в человеке природой, это инстинкт самосохранения. Первый урок для себя тогда я вынес и понял, что боятся все.

Это была первая встреча с опасностью. Когда обстрелялся на фронте, уже не так страшно было, проще, хладнокровно относился ко всему. А то боевое крещение уроком было большим.

Был я на фронте 10 месяцев. Людей порой знал только в лицо: фамилий, имён не знал. Не до знакомства было. Шли наступательные бои, каждый день – вперёд! Была ежедневная страшная убыль людей. В человеке в таких условиях проявляются качества, которые ему дала природа.

Наступали с плацдарма и прямо в лоб. Были и руки обморожены. Часто на встречах спрашивают: «Какой подвиг вы совершили на фронте?». В одной школе сказал: «Я ходил в атаки». Мне захлопал весь зал. Понимают ребята, что это не простое дело – идти под свистящие пули. Быть на линии огня (пехота – это боевое подразделение) в цепи, нельзя никуда уйти – такого никому не пожелаешь.

Были тяжёлые переходы, а после короткого привала уже только встать было поступком. Не было сил от напряжения, от истощения.

Война – это адский труд! Но все невзгоды кончились победой – мы победили!

Я из тех ветеранов, кто получил от войны по полной программе: грудь прострелена навылет, бедро разворочено разрывной пулей.

А было так. Полк развернулся в цепь – бойцы в 6-7 метрах друг от друга – и пошёл в наступление. Правее кто-то вскрикнул – попало. Подумал: пора залегать, и потерял сознание. Очнулся – рот полон крови с пеной. На локте приподнялся – все лежат. В украинской степи снег только сошёл, и все хорошо видны. Приподнялся и стал виден. Пулемёт заработал, и фонтанчиками пули стали передо мной взметать землю. И прошила бедро жуткая боль, даже закричал, кровь захлестала. А пулемёт продолжал работать. Спасло то, что немцы вскоре отошли.

Подошли свои. Перевязали. Все мои четыре медицинских пакета прямо на брюки завязали, кровь остановили. Но всё так и засохло.

8 марта 1944 года войска 3-го Украинского фронта прорвали оборону фашистов и пошли в наступление. И я, раненый, оказался в тылу. Сначала полевой госпиталь, потом военный в Днепропетровске, где и встал вопрос об ампутации ноги. Но перед самой операцией утром температура спала, и я пошёл на поправку. В письме домой написал, что меня как будто кто-то охраняет. А потом дома уже бабушка сказала, что это оттого, что на войне я верил в Бога.

После госпиталя обучал молодых воевать. Потом вернулся домой, в колхозе работал учётчиком. В декабре 1947 года выбрали депутатом станичного Совета.

В декабре 1949 года в связи с событиями в Корее меня призвали в Забайкальский военный округ. В 35 лет (уже на последних месяцах возрастного приёма – биография сработала), в 1959 году, поступил в Военно-политическую академию им. Ленина в Москве. Военным был до пенсии. Отслужил 32 года, если считать с войной. Имею две боевые почётные солдатские награды «За отвагу» и «За боевые заслуги». Орден Отечественной войны 1-й степени получил в мирное время.

Женился 5 августа (в день рождения) 1949 года. Увидел красивую девушку на улице, понял – моя. Жена со мной по всем гарнизонам ездила. Есть дочь и сын. Три внука, два правнука – это моя гордость!

После войны во время рентгеновского обследования у меня нашли осколок размером 10х10х1 мм.

Вспомнил, как он там оказался. Во время наступления сзади цепи разорвался немецкий снаряд. И меня как будто ударили маленьким камушком в спину. Оглянулся – нет никого. И не придал этому значения. Оказывается, осколок пробил шинель, прошёл между рёбрами и пробил лёгкое. Дней десять была высокая температура, жар, сильное недомогание, еле держался на ногах. И непонятно, от чего. Потом всё прошло. А в 50-х годах осколок обнаружили, так его и ношу.

- А как Вы стали выступать перед школьниками с воспоминаниями, на городских концертах со стихами?

  • Лет десять назад попросил слово на одном мероприятии. Вот с тех пор и говорю. Думаю, что мне есть что сказать.

Записала Ирина БЕЛЯЕВА,

«Обзор»

Victor
Ключевые слова:
вахта памяти, солдат
0
4 августа 2014 г. в 09:34
Прочитано 886 раз
4